Вспоминая годы, проведенные в Узбекистане, не могу не отозваться добрым словом о приютившем нас народе. Узбеки - простые бесхитростные люди, без внутреннего озлобления и неприязни к «русским» (а мы все там, впрочем, как и здесь, в Америке, были «русскими»). В большинстве своем, они на равных делили с нами все тяготы того времени и мы, эвакуированные, доставившие им столько хлопот и неудобств, не ощущали какой-либо серьезной неприязни.
Обратная дорога на родину проходила по тому же (четырехлетней давности) маршруту, но уже в более «человеческих условиях» и, конечно, с другим настроением.
До Чернигова добирались более месяца: пришлось несколько раз делать пересадки, и мы по семь-восемь дней отсиживались на узловых станциях. Но сколько интересного и неожиданного видели в дороге! Сколько самых неожиданных встреч, знакомств, впечатлений!
Казалось, вся страна, весь народ сдвинулись с места. Навстречу нам, теперь уже в обратную сторону двигались воинские эшелоны с оставшимися в живых, демобилизованными фронтовиками. Впереди на паровозах, были прикреплены большие портреты Сталина и надпись "Мы победили". И опять, при встрече поездов, воздух сотрясали крики «Ура» и другие приветственные возгласы. Для нынешних скептиков вся эта обстановка вызывает сомнение, но так было!
Как-то мы встретили группу выживших в немецком концлагере возвращающихся узников Освенцима, они показывали нам
вытатуированные номера на плече. Тогда мы еще многого не знали, нам еще предстояло узнать всю правду о фашизме.
Самое страшное увидели, въехав на территорию, бывшую в оккупации. Вокзалы и станционные постройки были полностью разрушены, вместо них сооружены временные деревянные постройки. За окнами вагона мелькали сгоревшие села. Лишь сохранившиеся кирпичные трубы бывших изб и хат напоминали о том, что здесь до войны жили люди.
На станциях- массы инвалидов, нищих, беспризорных детей, воров и обездоленных несчастных людей.
В первые послевоенные годы мне пришлось попутешествовать (иногда на крыше вагона или на подножке) по Украине и Белоруссии, бывать в разных, бывших в военной зоне, городах. Я обратил внимание, что каждый, из виденных мною послевоенных городов, имел свое лицо.
Чернигов был разрушен до основания, до такой степени, что бессмысленно было восстанавливать развалины. Было принято мудрое решение: на бывших улицах построить новые дома, а на месте разрушенных домов сделать улицы. Так и сделали. Теперь мало кому придет в голову, что под улицами покоятся фундаменты «довоенной цивилизации».
Помню сгоревший Минск. Сохранившиеся стены домов, зияющие черными задымленными пустыми проемами вместо окон и совершенно безлюдные улицы. Помню уцелевшую брусчатку Крещатика и развалины всех, без исключения, зданий по обеим сторонам этой красивейшей до войны улицы Киева, взорванные отдельные дома в центре Одессы, (при сохранившихся вокруг неповрежденных зданиях), как после точечной бомбардировки.
Тем временем столь длительное путешествие привело к одной из существенных потерь времени: надежда окончить в этом году 8-ой класс непоправимо рухнула.
Закончилась война, с ней и моё детство. Могу ли назвать его счастливым? Таким ли оно могло быть, если бы не умер отец, если бы не было войны. . . Если, если, если. . . Как известно, история и жизнь сослагательного склонения не приемлют.
Свободное копирование
