Капитан Кассий Кольхаун. Ментовские хроники
Я встретился с ним в начале оперской службы в столичной железнодорожной милиции.
Капитан был из бывших сотрудников не к ночи будь помянутого Министерства государственной безопасности. Наверху считали, что железная дорога как объект наиболее привлекательный для диверсий империалистических спецслужб, не должна обслуживаться обычными ментами. Транспортная милиция входила в состав МГБ СССР и щеголяла в черных мундирах с малиновым шнуром от подбородка к кобуре на поясе, с тяжелыми шашками, бившими по ногам при ходьбе, не говоря уже о беге. Считалось, что форма осталась ей в наследство от царской жандармерии.
Впрочем, к моему поступлению на службу форму эту уже отменили.
Многих тогдашних своих сослуживцев я забыл, а его помню – вихлястого в тонкой талии, морщинистого, с пухлыми губами и сардонической улыбкой. Капитан Козлов дорабатывал до пенсии в качестве начальника линейного поста, в его ведении были несчастные случаи на путях и проверки вагонов, прибывавших с нарушением пломб и закруток на станцию Коломенское. Мы встречались на занятиях в бывшей Ленинской комнате и еще на стрельбах. Козлов был классный стрелок и неизменно выступал за команду отдела в качестве ее первого номера.
Еще он любил читать. В недолгий путь - из Коломенского в отдел милиции - он всегда брал с собой книгу и был, несомненно, начитан. Помню, поймав мой взгляд на его служебной тетради, где стояли три заглавные буквы «К» - «ККК» - (имя капитана Козлова было «Константин») - он шепнул мне: «Капитан Кассий Кольхаун»!.. «Всадник без головы…» Майн Рид, кажется…» За глаза его так и называли.
Раз в неделю «Капитан Кассий Кольхаун» появлялся в большом, на шесть столов, кабинете, где сидели опера, и отчитывался перед куратором, тоже бывшим эмгэбэшником – майором Малиниченко. Между дел рассказывал байки о своей прошлой службе…
… Арестованных госбезопасностью допрашивали обычно в Таганской тюрьме, которую снесли в шестидесятых прошлого века. Кстати, во время студенческой практики, стажером, я еще успел побывать в старой Таганке. Просторные с низкими потолками следственные кабинеты. Один, как две капли воды, похожий на другой. Посредине - табурет с намертво зацементированными в полу ножками. Это - для допрашиваемого. Такой же неподвижный крохотный столик метрах в трех впереди для следователя. И еще толстенные выбеленные стены, не пропускающие никаких звуков…
Следователи МГБ делили рабочий день на две половины. Первая начиналась с десяти и тянулась часов до трех-четырех. После обеда полагалось дополнительное время на отдых. Вторая половина рабочего дня начиналась с часов семи и нередко заканчивалась уже заполночь. Личного времени у следователей почти не оставалось. Особенно тяжело приходилось тем из них, кто учились в заочных учебных заведениях, чаще юридических, учеба требовала многих часов подготовки.
Следователи находили выход. Утром, приехав в тюрьму, получив для допросов подследственных, они усаживали их против себя на положенное расстояние и занимались своими делами: писали курсовые, готовились к семинарам, к экзаменам…
Не обходилось без курьезов.
Однажды, как свидетельствовал капитан Козлов, произошло и вовсе неожиданное.
Рабочий день выдался обычный, ничем не отличавшийся от других таких же. Около двадцати трех большинство следователей, как обычно, уже отправило своих допрашиваемых в камеры. Ждали, когда разъедется начальство и можно будет спокойно слинять. Кто-то просматривал бумаги, кто-то зашел в соседний кабинет к коллеге. Присел покурить, потрепаться. Ан вечер-то оказался особенный: в Таганку без предупреждения неожиданно нагрянуло руководство - сам начальник Управления госбезопасности по Московской области…
Комиссар милиции ( соответствует званию генерала) с провожатыми быстрым шагом двинулся по тюрьме от одного следственного кабинета к другому.
Вот без стука открылась очередная дверь – оба следователя и тот, что сидел за своим столом, и тот – другой, перед ним – мигом вскочили, вытянулись.
- Ну что? Рассказывает? – начальник управления мотнул головой на сторону.
- Нет, товарищ комиссар. - следователь незаметно подпихнул свою курсовую, которую писал весь день, дальше под бумаги. – Молчит. Всё коту под хвост…
- Меньше надо с ними цацкаться! – начальник управления обернулся к следователю, стоявшему у табурета, и со всего маха врезал ему по лицу. Тот только молча сложился, держась за скулу.
- Товарищ комиссар!.. – Голос хозяина кабинета сорвался. - Это же Тютькин из Второго отдела!
- Мать вашу… - Комиссар круто развернулся к провожатым в дверях. – Хрен вас тут поймешь…
В один из дней дежурный по отделу милиции, войдя в кабинет, объявил с порога:
- Из Института Склифосовского позвонили. Капитан Козлов у них. Ночью привезли. По скорой…
- Сердце?!
- Заворот кишок!
В Склиф к капитану поехал его куратор майор Малиниченко. Вернулся он через пару часов довольный, как человек, которому неожиданно удалось решить весьма непростую задачу.
- - Хитрит наш Козлов! - Прежняя служба майора в органах госбезопасности то и дело давала о себе знать то подозрительностью в самых казалось бы безобидных ситуациях , то почти патологической мнительностью, то наушничеством начальству. Он еще жил своим эмгэбешным прошлым… Прикрывал рукой бумаги, если к его столу приближался кто-нибудь из коллег. Уж что там за тайны от нас - оперов могли быть на Коломенском холодильном комбинате, который он обслуживал?!
- Мне не забыть фразы, которую он однажды произнес, не думая, что его слышат, типа, «когда «особые совещания» перестали давать расстрелы, мы приспособились - гнали все на рассмотрение «троек» - они еще давали высшую меру…»
- Каково мне – сыну расстрелянного в тридцать восьмом – было это слышать.
- Но сейчас не о том.
- Поманив нас к столу, майор заговорщицки мигнул:
– Инвалидность Козлов пробивает. Я сразу понял. Готовит себе третью группу… Сначала нормально лежал, даже улыбался, пока меня не увидел…
Малиниченко не успел еще донести до начальства своё подозрение, как из Склифа позвонили:
- Ваш сотрудник Капитан Константин Козлов скончался.
ККК похоронили с воинскими почестями на старом Даниловском кладбище, недалеко от Варшавки, где он жил. Кроме нескольких работников отдела милиции за гробом шла вдова и кто-то родственников. Детей у них не было.
«Капитан Кассий Кольхаун» был мне интересен. В общем весьма словоохотливый, когда рассказывал о распорядке работы и привычках его коллег по МГБ СССР, он каждый раз тут же умолкал, как только речь заходила о нем самом. Я все не решался подступить к нему с вопросами и теперь уже никогда не узнаю, кем он там работал, каковы были его непосредственные обязанности. Где ему приходилось заниматься стрельбой? Почему в предпенсионном возрасте опытный сотрудник, имеющий большой стаж работы в органах госбезопасности, он вдруг оказался на столичном железнодорожном вокзале на незавидной должности, более подходящей для выпускника средней школы милиции, получившего свое первое офицерское звание?! Возможно, конечно, что причина тому была совершенно тривиальной – например отсутствие у него формального свидетельства об образовании, но может она была и совсем иной – например, вхождение в какое-нибудь особое спецподразделение, вроде группы, приводившей в исполнение расстрельные приговоры…
Теперь это, к сожалению, уже не узнать.
Напоследок факт, типа «нарочно не придумаешь».
Однажды я повторил байку капитана Козлова о ночном допросе в Таганке в присутствии нескольких знакомых писателей. Велико было мое удивление, когда через какое-то время я узнал, что один из них – Н., пишущий о советских спецслужбах, подсуетился и включил эту историю в свою новую книгу, дав безымянному комиссару государственной безопасности, упомянутому капитаном Козловым, внешность и фамилию одного из бывших руководителей МГБ СССР, кстати, позднее расстрелянного.
Удивительный факт! Привнесенная ложь произвела с повествованием «Капитана Кассия Кольхауна» чудесное превращение – бесхитростная байка сразу обрела привычное обличье документальной прозы, посвященной той мрачной эпохе, и в высшей степени оживила текст!
