Уроки литературы
Приобщению моему к литературному творчеству положила начало трагедия. Холодной осенней ночью на темной окраинной улице Костромы погиб лейтенант милиции Варакин. Он возвращался из гостей с женой, с ребенком на руках. Убийца набежал сзади, бритвой взрезал ему сонную артерию…
«Скорая» прибыла быстро. Но врачи так и не могли помочь. Дежурный по областному управлению внутренних дел ввел в действие план «Сирена»…
Погода стояла холодная промозглая, после полуночи пошел дождь. Шли ноябрьские торжества, в домах еще продолжалась гулянка. В синей с полоской вдоль кузова «линейке» мы молча ждали рассвет, чтобы утром начать обход жилого сектора.
Я уже как-то писал, что никогда ни раньше, ни потом, в столице, мне не приходилось служить в таком отделении уголовного розыска, с таким личным составом – все, как один, с очным высшим образованием, все попробовавшие себя на гражданке. Мы дружили семьями. Лейтенанты, старшие лейтенанты. Все моложе тридцати. Вместе торчали в засадах, в оцеплениях, на строевых смотрах, отмечали дни рождения, благодарности и выговора…
Варакин был старшим опером. Той ночью его не стало.
Мы работали несколько недель без роздыха, с короткими перерывами на сон. Дожди продолжались. Мы бродили по колено в грязи…
Я был среди тех, кто арестовал убийцу. Как обычно - благодаря везению, а, точнее, благодаря терпению, везению и случайному стечению обстоятельств. Преступника судили, его судьбу я не знаю.
Убийство Гены Варакина так и осталось бы одним из трагических, но –увы! – ординарных эпизодов жизни костромского уголовного розыска. Скольких друзей пришлось еще хоронить и сколько убийств раскрыть! Если бы…
Если бы спустя несколько месяцев, может, около года, мне не попала бы в руки выпущенная в свет местным издательством отлично оформленная, в переплете и уменьшенном формате, книга о раскрытии убийства оперативного уполномоченного уголовного розыска. Герой погиб осенней ночью на одной из улиц Костромы. Его коллеги вели расследование...
Без сомнения, это была повесть, посвященная расследованию убийства Варакина.
Автор всем нам был хорошо известен – один из руководителей Управления внутренних дел области, полковник милиции. Кажется, это была его первая книга. Он описал действия местных шерлоков холмсов так , как они виделись ему из кресла высокого милицейского начальства. Кроме того, учитывая особенности художественного произведения, автор и, надо признать, не без таланта использовал в тексте разного рода известные ему приемы, присущие остросюжетному роману.
Все в книге оказалось вполне достойно, реалистично, узнаваемо, кроме, разве что, самого главного - раскрытия самого убийства: оно было далеко от реальности и, как и положено детективному произведению, выглядело результатом успеха главного героя- удачливого сыщика. Книга и называлось соответственно, в стиле жанра – “Таинственное такси”. Что за такси? Как оно появилось на непролазной от грязи улице, кто в нем приехал? Этого я уже не помню. Повесть можно найти в интернете и сегодня.
Книга имела успех у читателей, но не у моих коллег.. Для нас описываемые события были еще слишком близки, чтобы принимать их со всеми оживляжами и придумками. Рана была еще слишком свежа. Кроме того никто из действовавших в произведении сотрудников уголовного розыска, занимавшихся поиском убийцы, не напоминал нас. Это было другое отделение розыска, не те нормальные интеллигентные парни, которых мы хорошо знали. Эти опера иначе действовали, разговаривали, шутили… Нас не могло не коробить и то, что автор не отдал должное тем, кто в действительности были героями расследования - кто, забыв об отдыхе и семье, месил и месил под дождем жидкую грязь этих улиц, кто обходил дом за домом, квартиру за квартирой в поисках любой улики, малейшей зацепки для розыска. Несовпадение придуманных и реальных деталей, привнесенная выдумка воспринимались как принижение оперского труда, оскорбление памяти Варакина, который был для нас не придуманным литературным персонажем, а просто Генкой – собратом, ментом, приятелем….
Сегодня я считаю, что причиной нашего неудовольствия был просто присущий возрасту максимализм. Но тогда я тоже не мог смириться с буйным авторским воображением, бесцеремонно вторгшимся в почти интимную суть сознания нашей оперской исключительности.
Почему я решил тогда, что мой долг рассказать правду о раскрытии убийства Варакина? Почему сел за пишущую машинку?! Только потому, что был начальником того отделения розыска?! Я написал:
“ Генка умер перед рассветом, не приходя в сознание. Ни операция, ни переливание крови результатов не дали. Права оказалась пожилая медсестра скорой помощи, которая еще ночью , взглянув на заострившееся бледное лицо Геннадия, когда его выносили из машины, сказала громко и без аппеляционно: «Этот до утра не дотянет!»
И Генка не дотянул. Но еще пока он тянул, пока его большие руки судорожно мяли шершавое серое одеяло, пока вокруг него суетились врачи и еще до того, как его койку выкатили в коридор – у белого приземистого здания приемного покоя собрались оперативники...»
Красивости, встречавшиеся в тексте полковника милиции, автора “Таинственного такси”- не обошли и меня, лейтенанта.
Свою повесть я назвал «Такая работа». Поставил точку и полагал, что на этом моя литературная деятельность закончилась. Меньше всего я мечтал о карьере писателя, изводящего время в поисках точного слова. Я не был рожден писателем. Кстати, у меня в старших классах школы по русскому языку были очень плохие отметки. Диктанты – был мой бич. Я делал огромное число ошибок. Наша учительница заставляла их «прорабатывать». Слово, в котором была допущена ошибка, следовало много раз написать правильно. Каждому слову отводилась страница. Всего на исправление ошибок одного диктанта мне не хватало тетради и я вставлял дополнительные листы. Пока я «прорабатывал» один диктант, мы уже писали следующий. Я не выходил из «проработки»…
Я и следователем-то милиции не стал, чтобы не заполнять бесчисленные страницы протоколов. Но в последующем мне повезло. Я оказался в редко кем посещаемой стране, называвшейся «Уголовный розыск», где нормальные люди рисковали жизнью, стреляли, гнались, задерживали… О ней я и решил рассказать читателям. Кроме уголовного розыска я никогда ни о чем не написал. Сейчас, кстати, мои воспоминания притупились, и я замолчал.
Повесть «Такая работа» неожиданно для всех и для меня, в первую очередь разделила высшую строчку оценок Конкурса Союза писателей и МВД России на лучшее произведение о милиции вместе с романом профессионального литератора Марка Ланского “Когда в сердце тревога” (1963), а Верхнее-Волжское книжное издательство выпустило ее в свет огромным для него тиражом 215.000 экземпляров. ( Для сравнения – мой последний роман “Погоны, ксива, ствол” (2008), как мне кажется, куда более интересный, издан издательством “Астрель “ в Санкт-Петербурге тиражом всего 4.000 экземпляров. Таковы изменения на книжном рынке России.)
Повести “ Такая работа“ была суждена короткая жизнь. Сегодня я и сам не рискнул бы предложить ее читателям. Ученическая работа новичка со всеми огрехами школяра. Единственно: была в ней некая правда, о которой, но в связи с другой моей повестью очень точно написал известный педагог, драматург и философ, ныне уже покойный Симон Львович Соловейчик.
Он написал:
«Как все истории, взятые из жизни, история рассказанная автором сначала может показаться беднее придуманных, но зато в ней сохраняется то, что всего дороже автору повествования – правда... Автор, в частности, старался как можно ближе подойти к правде о будничной милицейской жизни, сохранить те мелкие точности в действиях и терминологии, без которой даже правдивая мысль кажется оскорбительно ложной...»
Закончить хочу поучительной историей о том, как будучи уже членом Союза писателей СССР предложил опубликовать свой детектив издательству «Советский писатель”. По существовавшему правилу для этого мне необходимы были три рецензии назначенных издательством рецензентов, две из которых, как минимум, должны были быть положительны. В советское время это было отнюдь непросто, учитывая высокомерно пренебрежительное отношение партаппаратчиков к детективу. В Большой Советской Энциклопедии, например, о детективной литературе сказано было весьма определенно - «… один из видов авантюрно-приключенческой литературы… Нагромождение ужасов, опасностей, убийств, дешевые эффекты, сексуальные извращения, характерные для сюжетов Д.л., придают ей бульварный характер…»
Литературные чиновники и держащие нос по ветру доброхоты от Союза писателей СССР объявили беспрецедентную войну жанру. Не удивительно, что положительной у меня оказалась только одна рецензия. Для выпуска книги этого было недостаточно. Когда я пришел в издательство, чтобы взять рукопись, то случайно познакомился с одним тех, кто меня рецензировал. Назовем его Селейко – застенчивый, улыбчивый преподаватель Литинститута. Услышав мою фамилию, он первый подошел ко мне, крепко пожал руку:
«Поздравляю. Трудная работа у вас, но необходимая... Я с радостью рекомендовал вас к печати...»
Много лет спустя мне случайно попала в руки подколотая к рукописи рецензия, сыгравшая решающую роль в том, что повесть была отвергнута издательством.
Тогда я впервые познакомился со стилем внутренних документов редакции. Возможно, в нем не было ничего необычного для внештатных литературных сотрудников, подрабатывавших платными рецензиями, но мне, привыкшему в милицейских бумагах не допускать ничего относящегося к себе лично, и всегда оставаться как бы за строкой, документ, мягко говоря, показался странным.
Внештатный рецензент откровенно исповедовался перед редактором, сообщая как нелегко дались ему последние недели. Оказывается, по заданию редакции ему пришлось отрецензировать подряд несколько детективных повестей, в том числе Агаты Кристи и Жоржа Сименона.
«Признаться, я устал от их какого-то странного однообразия... Оно возникало как следствие весьма специфических литературных особенностей жанра детектива – невысокого художественного уровня (если вообще можно говорить о художественности), стереотипной разработки образов, неглубокого, заданного психологизма... Теперь вот еще рукопись...»
Далее следовало название моего текста.
Выпавшей на его долю незадаче было посвящено четыре страницы пятистраничной рецензии.
Если чтение прославленных мастеров детективного жанра Агаты Кристи и Жоржа Сименона не доставило рецензенту ни малейшей радости, и у него не нашлось для них ни одного доброго слова, можно представить, как он разделался с моей повестью...
Закончил же он и вовсе на душераздирающей ноте:
«Во время чтения я постоянно ловил себя на том, что мечтаю о минуте, когда после всего, что мне пришлось испытать, знакомясь этой, с позволения сказать, литературой, смогу, наконец, подойти к книжной полке, взять в руки томик Тургенева или Гончарова и прильнуть к вечному животворному роднику классики…»
Рецензия принадлежала писателю Селейко, так радостно приветствовавшему меня в издательстве «Советский писатель”.
Если бы я не прочитал приложенную по ошибке к рукописи рецензию, я бы и сегодня оставался в счастливом неведении по части отношения Селейко к детективной литературе, ко мне и моей рукописи...
«Трудная работа у вас... Поздравляю!» Ах ты, лицемер!..”
Впрочем, это тоже урок. Но не литературы. Скорее советского литературоведения.
Примечание фамилия погибшего сотрудника изменена.
Леонид Словин газета "Окна" приложение к газете "Вести" ( Тель-Авив) 23 февраля 2012
Свободное копирование
