Весной 44-го стало очевидно, что немцы Крым вот - вот сдадут. Надо было решать: уезжать, пока еще можно, или оставаться. Все понимали, что работа на немцев не пройдет даром, репрессий не избежать. В военное время и расправа была короткой. Старики помнили, как расстреляли белых врангелевских офицеров, дед не забыл свою отсидку в 37-м. В результате мама с сестрой и детьми решили ехать. Оставлять троих малолетних детей на шее не работающих стариков было нельзя. Отъезд тоже представлялся безумием. Но ведь и война сама по себе безумие. Прощание было тяжелым. Ясно представляли, что шансов выжить у отъезжающих и у остающихся немного. Однако, чудеса имеют место быть.
Как только в Симферополь вошли освободители, на деда тут же донесли. Мол в его доме немцы квартировали и дочери работали на оккупантов. Неважно, что деда при этом не спрашивали согласен ли он на постой солдат – пришли и поселились. Неважно, кем и почему работали дочери, главное что работали. Остановили первых попавшихся в форме, показали пальцем на дом, где живут предатели.
Этого было достаточно. Деда тут же вытащили на улицу и поставили к стенке. Пока зачитывали приговор, написанный карандашом на клочке бумаги, из-за угла вывернулась полуторка полная веселых и пьяных партизан. Среди них было двое, обживавших дедов подвал и к концу оккупации выбившихся в большие чины. Старика немедленно реабилитировали и, в качестве компенсации за пережитый ужас, а также за помощь, оказанную партизанскому движению, налили полную кружку водки. Вот вам и чудо. Чудо что эти парни не погибли. Чудо, что решили навестить своего спасителя. Чудо, что не опоздали, ибо через пять минут деда бы уже пустили в расход. Дед потом рассказывал, что вкуса водки он не почувствовал, выпил как воду. А ребята оставили кое-какие продукты и тут же уехали. Обещали зайти после войны, но так и не появились. Может забыли, а может сложили свои буйные партизанские головы на фронте. До конца войны еще оставался долгий год и две недели.
