Мать в детстве с завидным постоянством рассказывала мне несколько страшных историй с целью, как она говорила, предупредить меня об опасности, дабы я знал, что бывает в жизни, если не послушаться дельного совета или свернуть с правильного пути. «Пугалки» были занятными, причем мать, будучи тогда еще совсем молодой, рассказывала их так живо, что мне каждый раз действительно становилось страшно. Несмотря на то, что слышал я их много-много раз и знал их практически наизусть. Спустя некоторое время, они мне, конечно, прискучили и мне хотелось новых страшных историй, а мать их не знала. Хорошо, что я стал постарше и мои знакомые, а также сама жизнь стали рассказывать мне много-много страшных, хотя иногда и не очень страшных, а порою и очень-очень страшных историй.
Первая и самая основная, по мнению моей матери, пугалка, скажем так, именовалась Менингит. Почему-то мать очень боялась, что я заболею этой болезнью и постоянно мне про него долдонила. Что нельзя ходить без шапки, что надо закрывать ушки, что надо надевать теплую шапочку и так далее. В своем стремлении надеть на меня шапку потеплее она доходила до полнейшего идиотизма ─ все дошкольничество свое я проходил в каких-то неимоверных шапочках, чуть ли не платочках, которые придавали мне сходство с девкой. Я их очень стеснялся, но матери перечить, и боялся, и знал что это бесполезно. Даже, когда пошел в школу на меня продолжали напяливать шапки, причем не по сезону теплые. И моя кроличья ушанка всегда была мокрая и тяжелая от пота, потому, что, несмотря на свою полноту, бегать с ребятами я любил, а носил я ее с октября по апрель.
И вот, чтобы убедить меня в необходимости надевать шапку, рассказывалась такая история: «Ездили мы в молодости убирать картошку. Дело было уже в конце августа, вечера стояли холодные, а ехать нам пришлось в кузове простого грузовика. Грузовик ехал быстро, встречный ветер дул сильно и мы все легли на дно кузова, спрятавшись от ветра за кабиной грузовика и натянув покрепче на головы шапки, а для верности поверх шапок накрутили еще и платки. А один парень, встал в кузове, оперся руками на кабину и подставив голову встречному ветру, говорил ─ как здорово ветер обдувает его и развевает его кудрявые волосы. Он стоял горделиво и красовался собой. А когда они приехали в колхоз, то у него вдруг заболела голова, сначала несильно, потом, за ужином, сильнее, потом еще сильнее. Он пошел и лег, но голова стала болеть так сильно, что он начал стонать и буквально минут через двадцать умер. Его погубил Менингит!» И, конечно, эта страшилка всегда заканчивалась словами «Никогда не ходи без шапки!»
Эта пугалка возымела свое действие ─ без шапки, особенно зимою, я не ходил и не хожу по сей день. Привык за многие годы носить какой-нибудь головной убор. А в детстве, завороженный этой страшилкой, я часто пугался, когда, например, забывал одеть шапку в холодную погоду или же одевал слишком легкую шапку. Приходил домой и сидел грустно, ожидая смерти, все время прислушиваясь ─ начинает голова болеть или нет? Останусь жив или нет?
Вторая страшилка ставила целью отвратить меня от некачественных продуктов питания, которых в то время было много. Скажем так ─ не было качественных, а некачественными были все, просто какие-то более-менее съедобные, другие ─ несъедобные, а третьи ─ попросту ядовитые. Так вот, чтобы я не ел ядовитые продукты, мать рассказывала историю, которую можно было бы назвать «Отравился колбасными хвостиками».
«Когда мама работала проводником на электричке (имелась в виду мать моей матери, то есть моя бабка), то в вагоне ехал человек, который ел колбасу. А день был жаркий, ехал он достаточно долго и колбаса подпортилась. Но он очень хотел есть, а больше у него ничего с собой не было. И он съел колбасу, причем был такой голодный, что съел ее целиком, включая и колбасные хвостики. А потом, когда мама назавтра ехала пришла на работу, к ним вошел милиционер и поинтересовался ─ ехал ли такой пассажир в их электричке, показав то ли его фото, то ли его паспорт. Мама его сразу узнала и спросила – что с ним? А милиционер отвечает ─ умер! В лесу нашли, неподалеку от станции ─ отравился колбасой!» Последняя фраза всегда произносилась с пафосом и подъемом, будто речь шла о чем-то возвышенном. Таким способом мать пыталась привлечь мое внимание к рассказу и добавляла: «Он съел колбасные хвостики, а именно там скапливается колбасный яд!»
И вот на протяжении многих лет я слушал и слушал про эти колбасные хвостики и колбасный яд. А потом, уже будучи взрослым, заметил, что резавши колбасу, я всегда выбрасываю колбасные хвостики. И ничего не могу с собой поделать, настолько они въелись в мое сознание. Даже после 90-х годов, когда продукты перестали быть не только ядовитыми, но и некачественными, я все равно чувствовал отвращение к колбасным хвостикам. Нет, передо мной не вставал образ матери и не вещал загробным голосом «Он съел колбасные хвостики и он ─ мертв». Просто это вошло в мое не то чтобы сознание, а скорее ─ в подсознание.
Следующие две пугалки, по моему мнению, никакого поучающего смысла ни несли, поскольку представляли пересказ действительно случившихся событий. Что мне кажется ─ мать панически боялась воды ─ она сама не умела плавать, меня не учила плавать, поскольку ее девизом было «не тонет тот, кто не умеет плавать». Когда ее спрашивали ─ почему? Она отвечала: «Потому что не подходит к воде!» И вот, исходя из этого, мать и рассказывала мне эти две страшилки, поскольку в них несчастья были именно связаны с водой. Не банальное утопление, над которым смеются все те, кто умеют плавать, а неожиданная, страшная кара, которая появляется неизвестно откуда и неизвестно за что.
«Одна женщина поехала в деревню к своим родственникам. Жила там жила, горя не знала. Но прошла неделя и она решила вымыть голову. Но в деревне же нет горячей воды, поэтому воду ей грели в тазу. А волосы у нее были густые и длинные. Намочила она их, намылила, ковшиком из тазика воду зачерпывает… А как прополоскать-то их от мыла? Сколько же воды уйдет на это? Волос-то много. И решила она, благо река была неподалеку, сходить на реку и прополоскать волосы там в текучей воде ─ быстрее будет. Вошла она в воду, а вода ─ холодная, целиком окунаться не хочется. И решила она нагнуться, чтобы ее длинные волосы в воду упали, а река бы их вымыла. Зажмурилась она, чтобы мыло в глаза не било, стало в глазах у нее темно, согнулась в пояс, как бы отвешивая поклон и стала с закрытыми глазами волосы в воде полоскать. Полоскает-полоскает, чувствует ─ отмываются волосы от мыла… Хорошо. Да только стоит она головой вниз, к голове кровь приливает, тяжело ей, устала. И решила она распрямиться, выпрямилась во весь рост, глаза открыла, чтобы на волосы свои пышные посмотреть, а в глазах ─ темнота! Она ослепла!»
Никакой морали после этих слов не следовало. Эту пугалку мать рассказывала просто так, просто как страшилку. Но на меня она произвела неизгладимое впечатление. Обладая впечатлительной натурой, я много лет боялся зажмуриваться в душе. Не знаю почему, но я боялся, мне всегда становилось не по себе, когда я закрывал глаза в воде, неважно ─ в реке или в душе или просто обливаясь из ведра. Ребенком я старался побыстрее их открыть, чтобы узнать ─ не ослеп ли я. Поэтому мне всегда попадало в глаза жгучее мыло, но, несмотря на это, я, с упорством идиота, открывал глаза под душем. Много лет прошло, пока я привык зажмуриваться. Вот как сильно подействовала на меня эта история.
Сейчас мне кажется, что эта история достаточно старинная, что мать ее слышала от кого-то, вероятнее всего от того, кто истинного смысла ее не понимал. Поэтому и не было поучающей фразы. Ведь, какую ситуацию мы видим ─ женщина полоскает волосы в реке, загрязняя ее мылом. Дух воды обижается на это и лишает ее зрения. Это ─ языческая страшилка. Рассказывая ее друг другу христиане уже плохо понимали, что здесь к чему, поэтому из рассказа никакой морали не извлекали.
Следующая пугалка очень короткая. «Купался мальчик (здесь мать толком не могла сказать, где, когда и кто купался. То ли с братом моей бабки, то ли просто мальчик из двора, то ли просто ─ неизвестно кто), поднырнул и в ухо ему попала вода. Вылез он из воды, а ухо заложено водой. Не слышит ничего. Что делать? Попрыгать и вытрясти. Вот стал он прыгать, а вода не вытрясается! Он сильней прыгает, а вода не вытрясается! Тогда он вдобавок к прыжкам стал колотить ладонью по уху и упал замертво! Сердце остановилось!» Мораль сей страшилки была такова: «Ухо у него не слышало не от того, что туда попала вода, а от того, что он перекупался, замерз, устал и у него сдало сердце. Ему бы отдохнуть, может быть и жив был бы. А он стал прыгать – вот сердце и не выдержало». Эта страшилка на меня никак не повлияла. Во-первых, купался я мало и вода мне в ухо почти не попадала. Во-вторых, когда я докупывался до синих губ, то почему-то никакого страха не испытывал, а, наоборот, смеялся, когда мать с диким ревом и криками совала мне в лицо зеркало из своей пудреницы, чтобы я увидел цвет своих губ. Этот рассказ я вспомнил в мае 2010 года, когда сорвался с берега и рухнул головой в мутный и грязный омыт. Выбравшись оттуда я обнаружил, что все мои уши забиты не то, чтобы водой, а скорее ─ жидкой глиной. Хотел я встать и попрыгать, чтобы вытрясти ее оттуда. Но вдруг вспомнил страшилку, сообразил, что замерз (вода в Истре в мае около 12 градусов), устал, поскольку захлебнулся, потом долго выбирался, что мне вообще-то уже пятьдесят лет и проч. и проч… И не стал прыгать (в мозгу прогремело: «вот сердце и не выдержало»), а аккуратно стал выскребывать грязь из ушей. Слух восстановился на следующий день, а вот глина вытаскивалась из ушей целую неделю.
И последнюю страшилку я бы назвал так: «Зеркало треснуло или Новогодняя Смерть». Ее мне мать стала рассказывать уже когда мне стало около десяти лет, поскольку там главной причиной смерти были спиртные напитки. Хотя все было не так примитивно, существовал еще и мистический элемент в виде треснувшего зеркала.
Итак, «Справляли мы Новый Год в незнакомой компании. Пригласила нас к себе какая-то семейная пара, поскольку у них была квартира. Они были знакомы с кем-то из наших, а с кем ─ не помню. Может с Васей Котовым, может с Ларисой. Не помню. Собрались мы, услышали по радио бой курантов, выпили, потом еще выпили и стали танцевать. И вдруг хозяйка дома, оступилась и зацепила зеркало. Зеркало качнулось, упало и разбилось! Дурной признак! Все испугались! Зеркало разбилось, значит кто-то умрет! Умирать никто не хотел. Чтобы успокоиться выпили еще, и еще, и еще. На душе стало легче и праздник продолжился. Под утро все разошлись, живые и здоровые, правда женщина, разбившая зеркало, сказала о каком-то недомогании и сильной усталости, но, учитывая то, что все много выпили и всю ночь не спали, этому никто не придал внимания. А через два дня узнали, что она умерла! Оказывается у ней был гепатит, который вначале очень похож на обычную простуду, а она ─ выпила и выпила много. Вот печень то и не выдержала!»
Эта страшилка всегда сопровождалась длиннющей беседой о вреде пьянства. Скучной и занудной. Но мораль выводилась такая ─ никогда не знаешь заболел ты гепатитом или еще нет, а выпьешь и ─ умрешь. Поэтому пить ни в коем случае было нельзя, чтобы внезапно не умереть.
Как-то этот рассказ на меня не повлиял. Выпивать я не перестал. Но, каждый раз, когда мы с друзьями справляли Новый Год, я вспоминал его недобрым словом: «Вот вспомнился, настроение испортил, падла!»
Свободное копирование
