В пути
Ни в одном поезде нет целых окон, вместо них дыры, из которых выглядывают солдатские папахи. Тамбуры, крыши, буфера, подножки облеплены солдатами, точно кусок сахара муравьями. Температура около пятнадцати градусов ниже нуля. Люди коченеют. На станциях долгие стоянки, и поезд вновь и вновь атакуют бегущие солдаты. На каждой станции нам приходится выдерживать осаду, солдаты пытаются пробраться в вагон. Сдерживает их попытки не столько наше физическое сопротивление, сколько вывешенный на теплушке большой плакат, что вагон принадлежит центральному исполнительному комитету Совета крестьянских депутатов румынского фронта.
-- Делегация, румчеродовцы, -- говорят солдаты. -- Нехай их, пусть едут.
На каждой крупной станции от Раздельной до самого Киева наш вагон неизменно посещают гайдамацкие патрули. Входит обычно несколько человек в сопровождении офицера. Осматривают документы. Ощупывают вещи, требуют выдать оружие.
-- Нет у нас оружия, -- заявляем мы.
Нам не верят и производят тщательные обыски. Роются среди книг, занимающих полвагона.
На станции Вацнярка пришедший патруль обратил внимание, что мы едем без погонов.
-- Большевики? -- свирепо спросил гайдамак.
-- Нет, не большевики, прапорщики.
-- А почему без погонов?
-- Был приказ снять погоны.
-- Это большевистский приказ. У нас на Украине большевиков не признают. Потрудитесь надеть погоны, или мы вас арестуем!
-- Где же мы их возьмем, дорогой товарищ?
-- Я вам не товарищ! -- вспыльчиво крикнул гайдамак. [416]
Выступил из своего угла Сергеев:
-- О чем спорите, господа, если надо надеть погоны -- наденем, ведь мы же не большевики. У меня в чемодане три пары есть.
Сергеев подал мне и Святенко погоны. Третьи нацепил себе.
Антонова и так видно, что он солдат.
Гайдамак дождался, пока мы надели погоны, порылся еще в книгах и ушел.