2.IV. — А вот новое впечатление от «Гондлы». Дивные места, развитые потом в «Синей звезде», лирический Гумилев; а очень многое, долженствующее быть эпосом, очень риторично, сухо, часто даже несуразно. При этом эпическое, разметное целое удалось. Беда, значит, за деталями эпоса.
Н. пишет (в который раз! — все переделывает) статью для газеты о школах. Она этого делать не умеет, как не умеет рисовать. Для самоободрения опять «привлекает» меня. Но в тонко-вежливой форме.
Следующий день — просветленный и значительный, посвященный годовщине встречи Рудакова с Мандельштамом, Осип Эмильевич говорил о своих новых литературных задачах, сомнениях и колебаниях, выслушивая соображения Сергея Борисовича об этом.
4 апреля. — Григорию Моисеевичу письмо написал (о его стихах. — Э. Г.). Тебе могу сообщить — О. сказал: «Пусть он скрывает, что пишет. Это военный капельмейстер: сюита-воспоминания о Шуберте, Листе, Венявском и Балакиреве. Исполняет красноармейский хор.
Из событий очень важных — речь Заболоцкого (см. «Литературный Ленинград»). По данным «Литературной газеты» я подумал, что это примитивное у него получилось. По сути же человек говорит о своем пути и о том, как ему мешали. На все его объяснения, рассказанные мною О., последовала рецензия: «Врет. Написал памфлет на сухотку мозга, а объясняет как… Это вроде Зощенки, который пишет памфлеты невероятной силы, а выдает их за душеспасительное чтение». Правда ли это? — Не знаю я, но тону Заболоцкого поверил.
У О. краткое безденежье и как вывод — безумствования. Н. три раза переделывала статью для «Коммуны», и ее три раза браковали. Журнально-газетных шедевров не получилось. Она оправдывается: «Я забыла о своих основных чертах — тупости и ипохондричности — и хотела работать». В результате она и консультативных писем не пишет. Идут бесстыдные разговоры о гибели и необходимости скандалов, демонстраций, объявления голодовки etc. В «нервах» расшвыряла шахматы на проигранной партии. О. то стонет, то мечется, придумывая утопические средства — вроде всяких писем с жалобами и упреками. Злит их и моя малая реактивная живость. Н. хочет ехать в Москву квартиру продавать (т. е. это пока болтовня).
7.IV. — Вечером был с О. на четвертой симфонии Бетховена.
9.IV. — У меня сейчас дурацкая отрешенность от мира. Она вызвана тем, что у Н. болит печень, а О. (в силу психоза — боязнь пространства) не может ходить один, и я бессмысленно таскаюсь с ним в театр, на радио, к Елозе etc. У них сцены и драмы. Проекты скандалить из-за безденежья. А вся ситуация такая: театр — 400, «Коммуна» Надине за «письма» 200, но в театре вычеты за авансы январские, а в «Коммуне» за забракованные статьи не платят. Домашние диспуты готовы разразиться в скандал по поводу моего малого соответствия. Вдобавок сегодня метель и снег мокрый и густой. «Не хочу писать писем», — орет Н. «Не пиши, Надюша», — заключает О., а там жалобы и ругательства.
12.IV. — Пишу у М. Были только что на дневном концерте под управлением Пауля Рейзаха, Бетховен (2-я симфония).[1]
13. IV. — А сегодня еще О. Э. подстроил номер. Шли мы с ним из театра: посреди проспекта бледнеет, хватается за сердце. Я едва втаскиваю его в «Коммуну». Он кричит: «Умираю, умираю», — держится за сердце. Кладем его на стулья (под голову мое пальто). Он вскакивает, пьет воду и кричит: «Наденьку. Наденьку…» Везут извозчика. Едем. На лестнице опять остановка с воплями и страхом. А дома облегченье. Я бегу за врачом в поликлинику. Ему делают укол камфоры. Больничный листок (с комедией: «Нет справки о работе…»). Врач за дверь — полегчанье, и начинается юродство и спекуляция. (Письма к брату, Пастернаку, телефоны etc., весь веер разговоров, что деньги давать должны, а работать ни О., ни Н. (!) не должны. Кроме того, письма в театр, в райком. При этом как дети радуются камфоре («Держат на камфоре!» или «Спасли камфорой»). Фразы радуют, как оружие, как некие долбильные молотки»).
[Тут большой перерыв в переписке, так как Лина Самойловна вскоре приехала в Воронеж. Как уже говорилось, на майские праздники приезжала я. Мандельштамы были разочарованы из-за краткости моего пребывания. Они не встали рано утром, чтобы проститься со мной. На вокзал я поехала с Рудаковым.]
Свободное копирование
