Вслед за тем мы прошли без боя Дольний Дубняк и заняли позицию против Плевны. Здесь, по поручению штаба дивизии, мне пришлось сделать съемку участка обложения Плевны, занятого нашей дивизией. Работу эту мне пришлось делать в штабе дивизии и тут завязалось мое знакомство с этим штабом.
Дивизией командовал генерал-майор Раух (командир 2-й бригады). Начальником штаба был полковник барон Каульбарс (Николай Васильевич); старшие адъютанты: Генерального, штаба капитан Протопопов и гвардии поручик Алексеев. Затем к штабу был прикомандирован Генерального штаба полковник Пузыревский.
Из разговоров в штабе вскоре выяснилось, что они желают иметь по одному ординарцу от каждого полка и от артиллерийской бригады и рады взять меня, если я желаю уйти от Эттера. Прикомандирование мое к штабу вскоре состоялось. Эттер был зол, но я сказал, что все равно больше не хочу состоять при нем. Он, впрочем, сам скоро ушел командиром бригады 2-й гвардейской пехотной дивизии.
Ординарцами, кроме меня, оказались: Преображенского полка поручик Бибиков, Измайловского - Орфенов(?), Егерского - Милорадович и от артиллерийской бригады - Андреев. С этим штабом я проделал весь поход, а потому остановлюсь несколько на лицах, его составляющих.
Генерал-майор Раух был человек пожилой, немного брюзга, но в душе очень добрый и доброжелательный, умный и с военной жилкой, неутомимый и лично храбрый; на беду он большую часть службы провел состоящим при великом князе Николае Николаевиче старшем, мало знал войска и имел несколько штатский вид. При всем том он был одним из лучших генералов, бывших тогда в Гвардии; участвовал в первом походе Гурко за Балканы, был уже обстрелян и имел Георгия 4-й степени.
Барон Каульбарс был очень милый человек, неглупый и толковый; во время похода мне недолго пришлось иметь с ним дело, но в 1883 году мне пришлось ближе познакомиться с ним.
Александр Казимирович Пузыревский был выдающимся офицером Генерального штаба: умный, образованный, решительный. Ко мне он относился очень хорошо. Его долго мучила зубная боль, и тогда он бывал сердит и желчен, за что я его звал "Мириалай еффенди". Мне он неоднократно помогал, и я буду часто говорить о нем.
Протопопова (Александра Павловича) я уже несколько знал по Академии, он был человек способный, но удивительно грязный, физически и в разговоре. Я ему не симпатизировал и ближе его не знал.
Алексеев (Константин Михайлович) был старшим адъютантом по хозяйственной части. Мало развитый, но ловкий, удивительный знаток всяких законов.
Бибиков был добрый малый, с которым мы жили до прихода в Сан-Стефано. Орфенов и Милорадович скоро ушли от нас (заболели?). Андреев был хороший малый, несколько кутильный, близкий к Рауху через своего брата, состоявшего при великом князе Николае Николаевиче старшем.
В хозяйственном отношении штаб был обставлен отвратительно: в мирное время дивизией командовал великий князь Владимир Александрович; предполагалось, что он же будет командовать ею и в походе и, очевидно, будет кормить свой штаб. Но великий князь получил в командование армейский корпус, а штаб дивизии оказался без всякого хозяйства. Какую-то посуду добыли из Бухареста, а из Егерского полка взяли солдата, бывшего повара Морена, который стал готовить на штаб. Его стряпня была, однако, так плоха, что Раух от нее отказался и начал столоваться отдельно; ему готовил австриец (чуть ли не офицер ландвера), заведовавший его лошадьми, а младшая братия вплоть до Сан-Стефано питались произведениями Морева.
Вместо своей старой лошади, которую пришлось бросить, я себе купил сначала одну, а потом еще и вторую лошадку. Одна была под седлом, а другая везла на вьюке нужнейшие вещи. Походных кроватей тогда не было и у меня было с собой лишь широкое одеяло, посередине подшитое резиновым полотном (против сырости), и резиновая подушка, которая скоро испортилась, так что ее ночью приходилось надувать вновь раза два-три. Под одеяло клалось, что найдется на месте: подушки (редко), солома, сено. Почти всегда удавалось ночевать под крышей, но все же ночью было холодно и приходилось спать одетым, лишь без сапог.
Свободное копирование
