Лёня дежурил в пожарной команде через день по 24 часа. Так у него получался свободный день, в который он ходил в 10-й класс своей школы. Дважды – в первую и во вторую смены. Чтобы не пропустить ничего. Весной 1942-го в его документе об окончании школы стояли только «отлично».
Наступила холодная дождливая осень 42-го года. Постоянное чувство голода заслонялось тревогой за папу, из редких писем которого можно было догадаться (всюду цензура) о его болезни. Да ещё новая угроза – Лёню заберут на войну.
Однажды Лёня влетел в квартиру и, смущаясь собственной радости, выложил на стол два 100-граммовых пакетика ...настоящего сливочного масла.
– Что это такое! Где ты взял? Может, пришла победа?
– Понимаете, я решил подойти к постоянной толпе у Гастронома, спросить, что дают, а стоявшая в очереди какая-то бабушка в платке сказала: «Пройди, сынок, возьми маслица». Видно, приняла мою полувоенную форму пожарника за одежду призванного в солдаты. Я не успел сообразить, как продавщица в дверях спросила: «Давай деньги»... и вот...
Вспоминаю и такой случай. Дело к ночи, за окнами дождь, холодно и неприютно. Вдруг шум за дверью. Открываем – Лёня, мокрый и грязный, вваливается с огромным мешком картошки на плечах. Оказалось – пожарная выезжала на уборку в колхоз за сотню километров от города. За день работы им разрешили взять картошки, сколько хотят, и все взяли по мешку. Как он смог справиться с такой непривычной ношей?
Подошёл призыв в армию. Возможно, мама надеялась втайне, что по известным причинам Лёню не заберут. Но всё прошло гладко. Пару раз посетил сборный пункт, и вот он, уже не различим среди нескольких сотен одетых кое-как ребят. Их нестройная колонна под резкие окрики офицеров проплыла мимо заплаканных матерей.
Мы с мамой вернулись в пустую квартиру. Нас осталось двое. И тень надежды – все были ещё живы.
