Эжен Делакруа. Дневник - 85

1829 год

Без даты

Вопрос о красоте сводится приблизительно к следующему: кто вам больше нравится — лев или тигр? Грек и англичанин красивы каждый по-своему и не имеют между собой ничего общего.

Нас пугает моральный смысл вещей: змея внушает нам ужас на лоне природы, но будуары красивых женщин полны украшений такого рода; все эти животные из камня, унаследованные нами от Египта, — жабы и т. п.

Очень часто какая-нибудь вещь в природе характерна именно тем, что с первого взгляда в ней бросается в глаза недостаток определенности и своеобразия.

Доктор Бальи выставляет следующее положение: «Доказательством того, что наше представление о красоте некоторых народов не является ложным, служит то, что природа, по-видимому, дает большую степень разумности тем расам, которые в большей мере обладают тем, что мы рассматриваем как красоту...» Но в искусстве это не так. Если грек прекраснее для изображения, чем эскимос, то должен ли эскимос быть прекраснее, чем лошадь, которая стоит на низшей ступени разумности в лестнице живых существ? Но в природе все настолько хорошо сделано, что гордость наша неуместна. Мы создаем миры на крошечном участке, который нас окружает. Страсть все разъяснять приводит нас к странным заблуждениям. Мы говорим, что у наших соседей дурной вкус, а судьей этому является наш собственный вкус, хотя мы прекрасно знаем, что все остальные соседи в свою очередь также осуждают нас.

Наши художники в восторге от того, что имеют всегда при себе, и притом в совершенно готовом виде, идеал красоты, которым они могут поделиться со своими близкими и друзьями. Чтобы приблизить к этому идеалу голову египтянина, они придают ему профиль Антиноя. Они говорят: «Мы сделали все, что могли, но если это еще недостаточно красиво, несмотря на наши поправки, то недостатки надо отнести на счет этой уродливой природы, этого широкого носа и толстых губ, на которые невыносимо смотреть!»

С этой точки зрения головы Жироде могут служить забавным примером; все эти дьявольские носы, горбатые, курносые и т. д., которые фабрикует природа, приводят его в отчаяние. Что бы ему стоило... делать их такими, каковы они на самом деле? Почему складки одежд разрешают себе падать не с той правильностью, как у античных статуй?.. Но античный метод никогда не был таким. Древние, наоборот, прибегали к преувеличениям, чтобы выразить идеальное и великое. Высшее безобразие — это как раз наши условности и наши мелочные поправки к великой и совершенной природе. Безобразное — это наши прикрашенные головы, прикрашенные складки, природа и искусство, подчищенные в угоду вкусу нескольких ничтожеств, которые без церемонии наступают на ноги и древним и средним векам и наконец самой природе.

Землистый и оливковый тон до такой степени наводнили их картины, что природа с ее живыми и яркими красками кажется им кричащей.

Мастерская художника стала горнилом, где человеческий гений на вершине своего развития не только подвергает испытанию то, что существует, но и заново создает фантастическую и условную природу, к которой наш слабый ум, бессильный согласовать ее с тем, что существует в действительности, чувствует предпочтение, потому что она является нашим жалким созданием.