1824 год.
Четверг, 1 января
Как это всегда бывает, я не вынес из веселого праздника св. Сильвестра, который устроил наш Пьерре, ничего, кроме глубокой меланхолии; эти кошачьи концерты, особенно эти трубы и рожки, способны только вызывать печаль о том, что время уходит, вместо того чтобы весело готовить нас к тому, что наступает. Это самый печальный день в году, я говорю о сегодня; вчера год еще не был закончен. Эдуард провел вечер с нами. Я снова увидел Губо; мы поделились школьными воспоминаниями. Многие уже сделались мошенниками или развратились.
Воскресенье, 4 января
Несчастный, можно ли создать что-нибудь великое, вечно соприкасаясь со всей этой пошлостью? Думать о великом Микеланджело, питать себя великими и строгими красотами, которые насыщают душу! А я все отрываюсь от их изучения ради пустых развлечений. Ищи одиночества! Если твоя жизнь будет размеренной, здоровье не пострадает от твоего затворничества.
Вот что писал Микеланджело у порога могилы: «Несомый легкой лодкой по волнам бурного моря, я заканчиваю путь моей жизни; я причаливаю к той общей для всех гавани, где каждый должен дать отчет в добре и зле, совершенном им. О, я очень хорошо сознаю, что это искусство, которое было тираном и идолом моего воображения, вводило меня в заблуждение, ибо все здесь не что иное, как обман. Мечты влюбленности, пустые и сладкие грезы воображения, во что обратитесь вы теперь, когда я приближаюсь к двойной смерти, одной несомненной и другой, угрожающей мне? Нет, ни скульптура, ни живопись не могут насытить душу, обратившуюся к божественной любви и охваченную священным огнем». (Стихи, которыми заканчивается сборник его стихотворений.)
