Мои петушиные бои

Мои петушиные бои

     Названьице получилось неуклюжее, согласен. Долго я над ним бился и ничего вразумительного так и не придумал. Бои эти самые пришлось даже взять в кавычки, чтобы не подумали, что я сам их подпольно организовываю, да еще и принимаю ставки на победителя. Этим и пробавляюсь.

     Почему же они "мои" тогда? Да потому, что я сам был одним из их участников. И вовсе не бои это были в общепринятом понимании, а скорее "избиение младенцев". Прямо как в Библии.

     Однако, все по порядку. Пока я еще не пошел в школу, моя семья во главе со мной проводила лето на даче под Москвой. Родители, естественно, работали и приезжали только на воскресенье. Так что хозяйничали мы там вдвоем с бабушкой.

     Помимо огорода, требующего за собой определенного ухода, каждое лето держали еще какую-нибудь живность. Бывали кролики, иногда поросенок, утки. И была еще коза. Но о ней разговор особый, она того стоила. Когда-нибудь я вас с ней познакомлю.

     Ну и, конечно, всегда были куры. А при них петух. Вернее, они при нем, потому что он у них был и царь, и Бог, и воинский начальник. Красив был, подлец, до умопомрачения. Так и переливался всеми цветами радуги. Соседи и их гости специально приходили на него посмотреть. Вот он и вообразил  себя не знаю кем. Но сколь был красив, столь же и вреден. Казалось бы, безмозглая птица и никаких черт характера ему иметь не положено: топчи себе кур да ори по утрам и вечерам как оглашенный - вот и вся твоя миссия. Ну, и еще дерись с себе подобными, если таковые поблизости имеются. Но у нашего красавца таких соперников не было. А раз так, в противники он выбрал именно меня. Точнее даже, не в противники, а в жертву. От взрослых можно и отпор получить, а этот (в смысле я) и всего-то метр с кепкой.

     Была у петушка нашего еще одна забава. Дача была крайняя в поселке, и мимо нас народ иногда проходил по дороге на пруд, парами или небольшими компаниями. И вот он спрячется где-нибудь в кустах и терпеливо ждет свою жертву, как опытный снайпер. И когда кто-то мимо него проходил, петух его пропускал на определенное расстояние, а затем выскакивал из своего укрытия и с разбега всей своей тушей врезался идущему последним под коленки. Его скорость, помноженная на его же массу - а добрых килограммов пять в нем было - давали всегда один и тот же результат:  человек падал навзничь. И не важно, кто это был: мужчина или женщина, старик или юнец. Как говорится, "свой не свой, а на дороге не стой".

     Ну, конечно, шум, суматоха. А петуха уже ветром сдуло. И, что самое интересное, никто ни разу не пришел к нам на него жаловаться.

     Так вот он и развлекался. Если, конечно, для него это было лишь развлечением. Я же думаю, что были у него прямо-таки мизантропические наклонности. Но это я сейчас так думаю. А тогда было мне не до раздумий, как бы самому уберечься от его нападок.

     Конечно, когда я был вместе с бабушкой или с кем-то из взрослых, он  меня не трогал. Понимал, наверное, что можно и пинка получить. И он, и я это знали, и потому я старался в одиночку ему на глаза не показываться. Но нельзя же так вечно - и поиграть хочется, и бабочек-стрекоз половить, да мало ли что еще. Уж я старался обходить его за семь верст, но не всегда это удавалось. Зачастую просто приходилось от него улепетывать под защиту бабушки. Иногда это получалось, а порой он меня все же догонял и клевал куда попало.

     Наконец, я дошел до точки и пожаловался бабушке, что нет мне от него житья и надо что-то делать. Или с ним или со мной.

     И она придумала: - "Надо, - говорит, - вам с ним помириться. Вот я тебе дам овса, он его очень любит. Ты его покормишь, и тогда он поймет, что ты ему не враг. И будет относиться к тебе снисходительней".

     План этот, возможно, был и хорош, если бы она еще додумалась хотя бы в первый раз сама пойти со мной. Но ей это в голову почему-то не пришло, - дала мне зерен, благословила на ратный подвиг и осталась дома.

     А я вышел во двор с сознанием своей защищенности. Но где-то все равно таилась мысль: а ну как он сначала склюет все зерна, а потом примется за меня. До того он меня к этому приучил, что я в его доброту теперь не верю. Однако иду, зажав в горсти овес. Ага, вон он, метрах в пятидесяти от меня, разгребает с курами навозную кучу. Меня заметил не сразу, до того был увлечен своим занятием. А когда заметил, тут же про все забыл и опрометью помчался ко мне. Я остановился как вкопанный. И когда между ним и мной осталось каких-нибудь метров пять, я понял, что никакой овес меня уже не спасет и в страхе метнул в петуха всю пригоршню - на, подавись!

     Но он на зерна и не взглянул, подпрыгнул что есть силы и с разбега клюнул меня в губу. Я с ревом кинулся домой, а он с чувством выполненного долга гордо направился к своим курам.

    Увидев меня, обливающегося кровью, бабушка  чуть в обморок не упала. Кровь кое-как остановила, вытерла слезы. Ну и пошла разбираться с петухом. А того и след простыл. Куры все на месте, а его нет. Он, видимо, сообразил, что на сей раз ему несдобровать, ведь дело дошло до кровопролития. И спрятался так, что она его не нашла.

     Вечером приехали родители, и я им, захлебываясь в слезах и соплях, рассказал, что  произошло. Конечно, они ахали и охали и утешали меня (а скорее себя)  тем, что могло быть и хуже: ведь между моей губой и глазом оставались какие-то считанные сантиметры. Просто не допрыгнул, а то мог и глаз выклевать.

     Всем, однако, стало понятно, что дальше так продолжаться не может. Надо выбирать - или я или петух. К счастью, родители выбрали меня, а от петуха решено было избавиться. Несмотря на всю его красоту.

     Как уж они это сделали, в подробности я не вникал. Отдали ли кому-нибудь или просто свернули моему обидчику шею - мне это было уже не важно. Но только петуха-агрессора на дворе не стало. Вместо него купили обычного белого петушишку. Я поначалу и к нему относился с опаской, но он на меня никакого внимания не обращал, занимался своими делами. Постепенно и я оттаял.

     Но шрам на губе оставался еще долго. Так же, как и память о том "чуде в перьях".