13.
Лозунг нацистов «Arbeit macht frei» никто, оказывается, не отменял! То, что «работа делает свободным», я вскоре понял без чьего-то напоминания. Жить на «социал» можно, но унизительно: приходится прогибаться перед чиновниками из «амтов», выпрашивая у них то одно, то другое: курсы переквалификации или языковые курсы, деньги на покупку школьных ранцев и письменных принадлежностей, и т.д. Могут дать, а могут и не дать. Получатель социального пособия – зависимое существо: он не имеет права выбора места жительства, не имеет права арендовать жильё рыночного фонда, не имеет права отлучаться из Германии более, чем на шесть месяцев, не имеет права на банковском счету иметь сумму, превышающую 2700 евро и т.д. И главное – в трудоспособном возрасте получатель пособия должен искать (и найти!) себе работу. Если же вам в течение длительного времени не удастся её найти, то «Арбайтсамт» пошлёт вас заниматься неквалифицированной работой за 1евро в час. Пятнадцать лет назад, когда всё только начиналось, нужно было обладать сильной волей, чтобы вынести то, что свалилось на наши эмигрантские головы. Мы, с первых дней, подружились с семьёй курдов и двумя эфиопками из Эритреи, жившими с нами дверь в дверь, но с большой пакистанской семьёй отношения не сложились. Чувствуя их враждебное отношение, мы старались как можно реже пересекаться с ними. Но, однажды я не удержался и сделал замечание главе семейства, рассевшемуся на кухонном столе – там, где все мы по очереди готовили пищу. Уже на следующий день пакистанцы отомстили. Произошло вот что: закончив обедать у себя в комнате, мы отправились на кухню – мыть посуду. Один из сыновей взялся отнести в мойку ножи, вилки и ложки, как вдруг, из коридора, раздался истошный вопль и, сразу же за этим, стук в нашу дверь. Стучавшим оказался глава пакистанского семейства. Он стоял в проёме открытой двери с трёхлетним малышом на руках. Сзади стояла и вопила его супруга Фарда.
-Твой сын хотел зарезать мою жену – заявил пакистанец.
Затем он достал мобильный телефон и вызвал наряд полиции. Патруль приехал быстро, спустя пять минут двое полицейских уже разбирались в происшедшем. Выслушав пакистанца, они поинтересовались нашей версией и вынесли вердикт: «Сейчас вы разойдётесь по своим комнатам и до вечера никто не выйдет наружу. Если конфликт не закончится, то мы заберём вас обоих в полицию».
Посоветовавшись, мы с женой решили утром идти в «Социаламт» - жаловаться. Чиновник, принявший нас на следующий день, выслушал, а после сказал: «На эту семью поступает много жалоб. Фарда истеричка, но её муж – вполне нормальный человек».
И мы поняли, что визит окончен.
Жизнь в условиях общежития не добавляла здоровья. Особенно сильно страдала от житейских передряг жена: каждое утро у нас начиналось с того, что она заявляла о желании уехать в Киев. Чем дольше мы жили во враждебном окружении, чем чаще мы сталкивались с равнодушием чиновников, чем серьёзнее становились проблемы, на преодоление которых уходили наши силы, тем безысходней казалась жизнь в Германии. Я пытался её успокоить: «Вот получим квартиру и всё забудется, как дурной сон. Потерпи ещё чуточку, хотя бы ради будущего детей». Но шло время, а предложений от «Воннунгсамта» всё не было. Попытки что-то узнать в этом ведомстве наталкивались на равнодушие клерков: «Не мешайте нам работать. Придёт время и вы получите квартиру». Постепенно все наши соотечественники (даже те, кто приехал позже) получили жильё, а мы всё ещё жили в общежитии.
...Мы получили «добро» от «Арбайтсамта» на обучение в Майнце, в школе г-жи Ридер. До начала занятий оставалось четыре месяца. Денег, выделяемых на семью, не хватало и я решил подработать. Без знания языка найти работу было нереально, но я её всё-таки нашел – в «русском» ресторане, обслуживавшем рабочих завода «Опель». Работать пришлось «по чёрному», без оформления договора. Конечно, мои работодатели рисковали: финансовая полиция регулярно устраивала облавы, выискивая работавших «по чёрному», но облавы она устраивала, в основном, на стройках. Меня хозяева предупредили: «Если придут проверяющие, мы скажем, что ты наш родственник и помогаешь нам безвозмездно».
Что входило в мои обязанности? Всё: складские работы, мытье посуды на кухне, приготовление салатов, а позже, и пиццы. Утро начиналось с уборки «прилегающей территории», а вечером нужно было убрать со столов, вымыть пол в зале и на кухне, затем убрать в туалетах. Платить хозяева пообещали по 5 евро в час – сумма совершенно нищенская, в другом случае я никогда бы не согласился работать дешевле, чем по 10 евро, но деваться было некуда. Расчёт со мной хозяйка производили каждый вечер. Однажды она решила проверить меня «на вшивость». Закончив работу я, как обычно, взял деньги и, не пересчитывая сунул в карман. Что-то беспокоило меня и я, на полпути домой, их пересчитал и удивился: денег было значительно больше причитавшейся суммы.
Развернув велосипед, я покатил обратно.
...Хозяйка сидела в пустом зале и нервно курила. Увидев меня, она занервничала ещё больше.
-Евгения, мне кажется, что вы ошиблись – с этими словами я вернул ей деньги.
Она затушила сигарету:
-Это была проверка. Если бы ты не вернулся, то утром был бы уволен. А за честность тебе полагается премия, так что эти деньги – твои.
Я слышал, что в Германии любят делать проверки, но эта у меня была первой. Скажу откровенно: у меня было чувство, будто вступил в говно.
За первый месяц работы, вкалывая по двенадцать часов, я заработал без малого полторы тысячи евро. В начале следующего месяца хозяева решили урезать мою зарплату – им показалось, что я слишком много зарабатываю: они сократили мой рабочий день, не уменьшая объемов работы. Теперь мой рабочий день начинался не в восемь, а в одиннадцать. Дальше – хуже: на третий месяц они сократили рабочий день ещё раз: теперь я должен был приезжать к двум пополудни. Я приезжал, надевал фартук и не знал, с чего начинать: штабеля немытой посуды возвышались до потолка – её никто не мыл. Муж хозяйки, как и я – бывший киевлянин, - стыдливо отводил глаза.
Отработав третий месяц (нужны были деньги!), я ушёл от «русских». Они очень удивились, когда я им сказал, что ухожу.
