8. Хасиды
Время от времени у наших японцев возникали внезапные блестящие идеи, не предусмотренные предварительным планом съёмок. Например, они могли объявить одним прекрасным вечером: «Нам нужна операторская тележка». И я мчалась на «Ленфильм», чтобы заключить там договор об аренде операторской тележки на два дня.
Или, допустим, съёмки в пивбаре. Бар мы с Олей присмотрели приличный: чистый, в центре, с культурными столами и скамьями из светлого лакированного дерева. Но всё равно честно предупредили японского режиссёра, что там будет дымно, хламно и могут подраться. Тут японский режиссёр подозрительно оживился и воскликнул: «Очень хорошо, если там кто-нибудь подерётся!» Мы с Олей не смогли в полной мере разделить его оптимистические ожидания, поскольку отвечали головой за сохранность японской видеокамеры за 120 тысяч долларов, и пришлось мне сгонять на базу только что созданного питерского ОМОНа, чтобы нанять там охрану для этой камеры из бравых ментов на случай пивбарных неожиданностей.
А как-то раз, поскольку одна из картинок Гартмана называлась «Еврей в меховой шапке», японцы заявили, что им нужны хасиды, потому что они желают записать хасидские песни.
Сейчас-то, когда американские хасиды заняли все руководящие и направляющие посты в российском еврействе и куда ни плюнь, попадёшь в хасидскую синагогу, дело другое, но к 1991 году советский официально одобренный иудаизм хасидов совершенно не приветствовал, и искать их в Ленинграде того времени было без маза.
Еврейская общественная жизнь тогда теплилась только в одной-единственной Ленинградской хоральной синагоге. И так или иначе надо было пилить в неё, потому что японцы не отставали и не верили, что никаких хасидов в меховых шапках в СССР давно нет. Оля почему-то заробела идти в синагогу, так что на переговоры с еврейскими старейшинами отправилась я. Зато моя совершенно русская бабушка Варвара Санна, узнав, что я собираюсь в синагогу, неожиданно встрепенулась и объявила, что ей очень нужна маца. Вот уж не знаю, где она успела к ней пристраститься. Может быть, в юности, проведённой в украинском городе Гадяч, названным так от слова «гад» за то, что в нём проживало много евреев.
Еврейские старейшины в Ленинградской хоральной синагоге изумительной восточной красоты тоже, как и я, удивились желанию наших японцев найти среди них хасидов. Но зато сказали, что как раз сейчас у них находится с товарищеским визитом кантор главной синагоги Иерусалима. И хоть они, конечно, не хасиды, но спеть хасидские песни под запись вместе с иерусалимским кантором вполне могут. Тем более что японцы всё равно не разберутся, кто хасид, а кто не хасид. На том мы и порешили. И даже мацу для Варвары Санны тоже удалось раздобыть.
Запись хасидских песен договорились проводить на квартире у одного из синагогиальных старейшин. В назначенный день вечером Оля повезла туда на микроавтобусе японцев, а я с Тамарой, нашим лениградским шофёром, на её «жигулях» поехала в гостиницу за иерусалимским кантором. Кантор, крупный осанистый мужчина, не говорил по-русски, но немного знал английский, так что в дороге мы с ним беседовали. Гостиница, в которой он жил, располагалась на окраине города, и путь наш долго пролегал через какие-то убитые захламленные пустыри. «Какие вы счастливые!» – сказал мне кантор. «Почему?» – резонно удивилась я, озирая безрадостный марсианский пейзаж. «Ну как же. Смотри, как много у вас земли! – ответил кантор, указывая на пустыри. – Сколько тут можно построить домов, магазинов, ресторанов! Сколько бизнеса сделать!..»
Потом еврейские старейшины несколько часов красиво пели нам хасидские песни. У иерусалимского кантора оказался мощный оперный голос. Японцы всё сняли, записали и остались очень довольны. Не помню, чтобы евреи взяли за это деньги. Скорее мы что-то пожертвовали на синагогу из нашей спортивной сумки с японской наличностью.
