7. ПЕРВЫЙ КЛАСС. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК, КИШИНЕВ
В первый класс я пошёл в восемь лет в 1940 году в городе Ворошилове-Уссурийском. Первой моей учительницей была Мария Ивановна. Кроме обычных уроков она проводила с нами и хоровые занятия. Мы под её руководством разучивали народную песню "На горе-то калина, под горою малина...".
Учёба продлилась меньше месяца, недели две – не больше. Отца перевели работать в Кишинёв. Ведь ещё 28-го июня 1940 года Бессарабия была возвращена в состав Советского Союза, а 2-го августа 1940 года получила наименование Молдавская Советская Социалистическая Республика. В Кишинёве мы жили на привокзальной площади в одноэтажном деревянном доме. Наша семья занимала одну комнату, а семья сослуживца отца, Павлова Сергея, с женой Верой, двумя дочерьми (Милой и Людой) располагалась в двух других комнатах. Коридор, кухня и ванная были общие. После Дальнего Востока здесь, в Молдавии, я получил очень много новых впечатлений и различной полезной информации. Город был застроен только одно- и двухэтажными домами. Главная улица Ленина (до присоединения называлась Николаевской), в семидесятые годы была переименована в улицу Стефана чел Маре (Стефана Великого), молдаване, очевидно, таким способом боролись за свою национальную самостоятельность, а теперь, в связи с последними событиями, возможно, произойдёт очередное переименование этой улицы с наклоном в румынскую сторону.
Но это мои личные соображения о возможных политических ”завихрениях” в недалёком будущем.
От круга на Вокзальной площади ходил малогабаритный узкоколейный трамвайчик с прицепным вагоном, на лето этот прицепной вагон заменяли открытой, безоконной площадкой. В школу от круга (конечной остановки) я ездил на трамвае. Проездной билет стоил 5 копеек, ученический 3 копейки.
По городу ещё разъезжали таксисты-извозчики. В городе открыто торговали частники "горячими" бубликами даже в холодное время года.
В нашем дворе стоял брошенный автомобиль типа "Опель-капитан", частично разобранный. В сарае среди ненужного хлама валялись обрывки цветной обратимой 16-и миллиметровой плёнки. Правда, всё это я понял значительно позже, много лет спустя, когда серьёзно занялся любительским кино: сначала чёрно-белым, потом цветным.
Моё воображение поразила номографическая плоская картонная линейка с внутренним картонным же движком, которая легко раскрывала тайны школьной таблицы умножения.
Габариты этой волшебной линейки были примерно 200х50мм. По тем временам линейка для меня представлялась настоящим калькулятором! Много лет позже я несколько раз пытался представить принцип действия и изготовить в натуре такую линейку, но ничего не получилось, хотя идею, кажется, я уловил – не хватило терпения довести дело до конца.
Моё воображение поразил также шестигранный карандаш с толстым трёхцветным грифелем. В грифеле были хаотически спрессованы крупинки жёлтого, синего и красного цветов. Помню, что на сохранившихся в городе сторожевых будках для часовых-охранников на боковых стенках по диагонали были нанесены аналогичные трёхцветные полосы, символизирующие три цвета румынского флага. Значительно позже, в старших классах школы, я узнал, что румынский гимн начинался со слов: «Три цвета знаю на свете!". По-молдавски это звучит так: «Трей колорь кунос пе лумя!". Об этом мне рассказал Вася Мураховский в девятом классе, когда мы жили после войны опять в Молдавии, в городе Сороках на берегу Днестра. Дело в том, что во время Великой Отечественной Войны Василий попал под немецкую оккупацию на молдавской территории и ему пришлось петь в школе румынский гимн.
Кишинёвский рынок произвёл на меня ошеломляющее впечатление: горы разнообразных фруктов, насыпанных на коврах, расстеленных прямо на земле между рядами прилавков.
Цены, по рассказам моих родных, были сказочные: всего лишь от 10-и до15-и копеек за килограмм! После дальневосточного "поста" в Кишинёве мама каждый день покупала на рынке килограмм по десять разных фруктов.
В школу мама давала мне для завтрака на большой перемене две краюхи круглого серого хлеба, намазанные слоем сливочного масла, а между ними был толстый слой повидла из чёрнослива. Вкус необыкновенный, «специфический"! С наступлением осенних холодов мне купили румынскую зимнюю шапку-ушанку с козырьком. Именно козырёк придавал шапке румынский вид.
В классе я сидел за партой с местной девочкой Розой, которая первое время постоянно и многократно задавала мне одни и те же вопросы:
"Портфель советский?"
"Пенал советский?"
"Ручка советская?"
"Перо советское?" и так до бесконечности...
Очевидно, у Розы было искажённое представление о нашей стране – результат неправильного, а может быть целенаправленного семейного и государственного воспитания.
Второй учительницей в первом классе, после дальневосточной Марии Ивановны, стала Татьяна Васильевна. С Татьяной Васильевной всем классом мы ходили в кишинёвский Соборный парк, где глубокой осенью собирали опавшие с деревьев листья. В основном это были пятиконечные листья клёна и гофрированные, слегка сморщенные лапы каштана. Парк располагался в самом центре города и начинался у арки Победы, копии французской арки, которая была сооружена на Елисейских полях Парижа.
В центре парка был построен собор и поэтому парк назывался соборным. После ухода Татьяны Васильевны в декретный отпуск, как нам сообщили родные, моим третьем учителем в первом классе стал Борис Клементьевич. Мы были детьми своего времени. Жили в ритме своей страны. Мы были живыми свидетелями больших мировых событий.
Мы играли в папанинцев и челюскинцев, совершали дальние перелёты, знали о военных событиях на Холкин Голе и у озера Хасан. В то далёкое время самыми популярными военными специалистами были лётчики и танкисты. О наших героях писали стихи, сочиняли песни и создавали фильмы.
В кишинёвской школе мы разучивали современные песни, вселявшие бодрость и уверенность в завтрашнем дне страны.
Приведу некоторые отрывки из самых популярных песен:
Чужой земли мы не хотим ни пяди,
Но и своей вершка не отдадим!
Но от тайги до британских морей
Красная Армия всех сильней!
Особенно мне нравилась песня о трёх танкистах и боевых событиях на Дальнем Востоке:
На границе тучи ходят хмуро,
Край суровый тишиной объят.
У высоких берегов Амура
Часовые Родины стоят!
На траву легла роса густая,
Полегли туманы у реки.
В эту ночь решили самураи
Перейти границу у реки.
Но разведка доложила точно
И пошёл командою взметён
По родной земле дальневосточной
Боевой ударный батальон.
Мчались танки ветер подымая,
Наступала грозная броня,
И летели наземь самураи
Под напором стали и огня!
И добили, песня в том порука,
Всех врагов в атаке огневой
Три танкиста, три весёлых друга,
Экипаж машины боевой!
Мы, школьники, приехавшие только что из СССР в присоединившуюся к нам Молдавию, были настроены очень бодро и были уверены в своём благополучном и надёжном будущем. А вот местные ребята чего-то боялись, почему-то они с тревогой в душе ожидали начало войны...
Они объясняли нам, приезжим, своё предчувствие тем, что в Молдавии участились землетрясения, а это верный признак военной угрозы. У ребят, конечно, не было своего многолетнего опыта, но они свои предчувствия строили на рассказах родителей.
Хорошо помню первое землетрясение, которое я пережил в Кишинёве. Шёл обычный урок в нашей двухэтажной школе. Класс располагался на первом этаже. Я сидел за партой в левом ряду у окна. На секунду отвлёкся от доски, посмотрел в окно, точнее, в заоконный пейзаж и очень удивился тому, что я увидел: пейзаж в оконной раме слегка закачался... Потом послышался низкий гул... Приезжие были удивлены необычным явлением, а местные ребята дружно хлынули вон из класса. Я тоже вышел, но одним из последних. Когда оглянулся назад, то увидел, что по наружной торцевой стене школьного здания прошлась диагональю сверху вниз огромная трещина. В связи с таким стихийным событием нас распустили по домам, а уроки отменили. Я, как обычно, пошёл к трамвайной остановке, хотел на трамвае добраться домой, но из-за землетрясения город был обесточен и трамваи не ходили... Я серьёзно испугался, я не знал в какую сторону мне идти...
Спасли рельсы, они остались на месте и вели на трамвайный круг к вокзалу, значит, вели домой! Это событие было, пожалуй, самым большим моим первым и переживанием и открытием (рельсы указали направление пути).
На крыльце нашего одноэтажного дома я увидел груду насыпанных свежих кирпичей, которые свалились с крыши, развалилась печная труба... Хорошо, что мой отец, хотя и находился дома на бюллетене, но из дома не вышел во время землетрясения. Вскоре домой вернулась мама, землетрясение её застало в подвальном магазине. Она рассказала, что сначала послышался гул, слегка затрясло, с полок посыпались товары... Местные покупатели первыми рванулись к выходу наружу из магазина. Позже, через несколько дней, я увидел последствия этого землетрясения в городе. Из-за разрушенных и вывалившихся торцевых стен дома принимали нереальный, какой-то театральный вид: квартиры с мебелью без торцевых стен.
Хорошо, что до войны в Кишинёве строили "низкорослые" здания, только одно или максимум двухэтажные.
Второе, более слабое землетрясение я проспал, а третьего просто не помню. После возобновления занятий в школе, местные ребята объясняли нам, приезжим, что землетрясения предсказывают неизбежное скорое наступление войны... Я, конечно, не верил, ведь я знал, что "от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней!" В наших совремённых песнях были слова, вселявшие спокойствие и уверенность в завтрашнем дне!
Новый 1941-ый год мы всей семьёй поехали встречать к Чукавиным в Винницу… Я был тоже свободен: наступили зимние каникулы. Чукавиных мои родные знали ещё по Дальнему Востоку. Валериан Чукавин был сослуживцем моего отца и хорошим другом. Жену Чукавина звали Мария, младшего сына Лёриком (чуть старше меня) и старшую сестру Лёрика звали Мирой. Здесь я впервые проявил себя в качестве поэта, точнее помощника поэта, потому что настоящим поэтом был Лёрик Чукавин.
Стихотворение создавалось на слух, а не писанием на бумаге! Вот что получилось в результате такого устного коллективного творчества:
Наша Мира хоть куда
И работать любит.
Как возьмётся за дрова -
Сразу всё изрубит.
Под топор идут столы,
Табуретки тоже.
Мама спросит: «Где тот стол
С табуреткой красной?"
А она уже сидит
В бочке из-под кваса.
Говорит невинно так:
"Эта бочка стара,
Надо в печку положить,
Будет больше жара!".
