8 декабря 1998 г.
Валя поехал отгружать книги Соросу. Хоть бы все обошлось, как надо.
Ваня попросил 5 рублей утром: сказал деду: «Баба дает мне всего 14 рублей на два дня».
Ваня предпочитает деньги всему, – скажем, тому, чтобы взять из дома бутерброды, все-таки это сильно дешевле, чем есть на стороне. Иногда поэтому даже приготовленное горячее спокойненько игнорирует, хотя, если бы был голодный,— домашняя еда всегда лучше казенной. Про то, когда и за сколько (рублей) дед купит ему ботинки, спрашивает непрерывно, во всяком случае, через два дня на третий. А ведь ботинки, очень подходящие для наших зимних улиц, на толстой рифленой подошве новые (раза два надел), у него есть. И при таком остром нашем безденежье,- ну совершенно спокойно,- можно было бы перетерпеть без новой обувки. Почему-то носит кроссовки, упорно (хотя есть и еще две пары кроссовок), требуя новые ботинки модные,– пытался на эту тему и с Пичугиными говорить. Они звонили ему сюда: мол, есть дома у них крепкие зимние ботинки; оказался размер 42, а у Вани 43.
Занимал для глажки утюг более современный, чем наш, у Ярославцевых: не хочет следить за нашим утюгом (он без регулятора !) когда гладит, хотя это, в общем-то, не так уж и трудно. Нет, подавай утюг новый! Нетерпение свое при движении к подобным целям даже и не может скрыть. Говорит: этому утюгу 200 лет. Да, конечно, ему лет 20, но он работает, а 200 долларов у меня попросту нет. О двухстах свободных рублях настала пора мечтать.
Не могу понять, откуда это у него: в Панаме у них каждый доллар на счету. А здесь, у бабы-деды, дети, – с легкостью необыкновенной выпрашивают деньги на вещи, далеко не обязательные.
…Звонил В., мне не говорит ничего, если ему что-то надо сказать Вале, впрочем, и я его к этому не поощряю: чтобы не вызвать у себя лишний раз «аллергию» по поводу нашего с ним «сотрудничества».
Прогнозы плохие (из разных уст) – до марта доллар будет расти, сейчас уже и так 20 руб. 48 коп., затем будет, мол, получше.
«Ариэль» для стирки и то не решаюсь купить (45-48 р.), а Ванины брюки всегда похожи на брюки грузчика и маляра. Отстирывать часто очень трудно, а меняет он их через три дня. Носки у Вани спортивные в основном – белые. Отстирывать – мука. Но зато Ваня постоянно говорит, что он сам будет их отстирывать щеткой. Эти «завтраки» длятся 3,5 месяца, я стираю два раза в неделю. Да плюс перед этим с 1 июня вся мальчуковая стирка была на мне. Прачечные дела, действительно, могут отнять половину оставшейся жизни. Если не стирать так часто, то потом просто с этим не справиться.
Сколько же мне в жизни пришлось и приходится делать самой грязной работы. Вот уж распорядилась судьба…
Вчера Ваня, видя, что дед непрерывно работает, то одно, то другое, сказал: «Деду жалко». Я сказала: «Очень жалко».
Непонятно, почему бы Наташе не написать нам письма (были только звонки по телефону) – почему Ваню не наставить некоторым образом (имея в виду наши зимы, величину города, отдаленность вуза от дома). Впрочем, она, наверное, забыла, как тут все у нас может быть, а каков кризис, просто и не представляет или не хочет представлять.
Приятели ее – Яна с мужем и ребенком, из-за плохой коммерции в условиях кризиса, уезжают к нему ( он американец) домой – в Штаты.
Ваня: Я бы послал маме фото. Но пленку проявить – надо 100 рублей.
Я: У меня нет на это денег. Ну нет, и все. Что же я могу поделать?
Саше (шоферу) на зарплату Валя снял свои последние пенсионные с книжки, где насчитывают почему-то по 375 рублей: придется ехать в муниципалитет – выяснять; ведь даже самая маленькая пенсия в нашем случае – 400, а у него 40 лет стажа. Бордель в государстве за счет стариков, всю жизнь работавших на него раньше, да и сейчас. Я часто лежу, особенно после 7-8-ми вечера, а Валя – вкалывает, часто до ночи. И еще у него есть силы – поддерживать мой «моральный дух»: выберемся, говорит, прорвемся. Или – что-либо в подобном духе. Может, правда, как-никак выберемся: ведь семеро партнеров нам должны деньги, включая Инкомбанк.
…Ночевал Ваня с воскресенья на понедельник в чужом доме – после этого три дня болел; сделал по-своему – «Я у него тоже останусь ночевать» – вот результат, хотя я очень просила его – не устраивать ни дома коллективных ночевок, не оставлять парней-приятелей на ночь, ни самому не оставаться на ночь в чужих домах, то есть более верно распределять время. К тому же этот его однокашник Дима живет не на другом конце города, а в Крылатском, т.е. после 22-х спокойно и он может доехать до дома, и Ваня – вернуться домой.
«Я сам большой» – большой-то большой, но наперед всего – 18-летнее упрямство и ячество там, где оно попросту бессмысленно или во вред.
Валя говорит: «Успокойся, он хороший мальчик – не пьет, не курит».
Свободное копирование
