Мне очень хотелось бывать на собраниях в церкви, но, к сожалению, моё физическое состояние не всегда позволяло мне это делать. Молитвенный дом располагался в полутора километрах от моего дома. В церковь я мог попасть только в том случае, если бы кто-то отвёз меня туда на машине либо на комнатной инвалидной коляске. Но, помимо того, что я не всегда чувствовал себя хорошо физически, я ещё также и не особо был готов к тому, чтобы находиться в обществе нескольких десятков человек. За те несколько лет полнейшего одиночества (за исключением общения с родителями, конечно) я в некоторой мере вообще отвык от людей. Да ещё, если честно, мне было очень стыдно показываться людям, сидя на коляске. Ведь, как не крути, а народ у нас диковатый, по крайней мере, по отношению к инвалидам. Мне казалось, что в собрании на меня все смотрели как на нечто, странную зверушку в зоопарке. В первое время, когда я заезжал в собрание, все начинали оборачиваться, внимательно смотреть на меня. Да ещё и дети приставали с неприятными вопросами, наподобие: "А почему ты не ходишь? А что с тобой случилось? А почему ты не такой как все?" Конечно, я понимал, что для детей такие расспросы вполне естественны, но тогда мне эти расспросы были крайне обидны и неприятны. Молодёжь церкви вообще меня сторонилась. Какое-то время молодые сёстры как-то даже опасались подавать мне руку. В такие моменты я чувствовал себя каким-то заразным и страшно опасным. Со временем я стал понимать, что народ вообще, считает инвалидов отличными от себя людьми не только в физическом плане, но также и в умственном. Честно говоря, тогда, как и долгое время потом, я всё не мог привыкнуть к той мысли, что являюсь инвалидом на коляске. Хотя, в 2001-м году я всё ещё мог немного передвигаться самостоятельно. Правда, не настолько хорошо, чтобы выходить за пределы своего двора. Но, с каждым днём мне становилось труднее выходить даже во двор. Ходить было трудно, но и подолгу сидеть тоже было нельзя. Когда я сильно засиживался, то мне становилось очень трудно ходить. Требовалось немало времени и сил, чтобы немного расходиться. Мне необходимо было лежать определённое время, определённое время сидеть и ходить. Ни в коем случае нельзя было ни засиживаться, ни перегружаться. Ведь от всего этого зависела моя ходьба, а значит (как думал я тогда) и жизнь.
В 1999-м году я решил во что бы то ни стало, сделать всё возможное для того, чтобы хоть на какое-то время продлить свою ходьбу. Я выходил за пределы двора и ходил по тротуару, не отходя от дома более чем на пятьдесят метров. Со временем, я стал гулять только возле забора. А через два года моя ходьба ограничивалась только нашим двором. В 2000-м году моя ходьба, в среднем, по двору составляла расстояние в 350-т метров, а по улице 150-т метров. В 2001-м году я стал ходить только по двору. А вот к лету 2002-го года моё пройденное расстояние по двору составляло всего 20-ть метров, да и то практически при полной помощи моей мамы. 2-го сентября того же года я в последний раз вышел на улицу, при полной поддержке мамы (но всё же на своих ногах), в последний раз. А потом я немного приболел (простыл) и больше никогда не выходил на улицу на своих ногах. Моё физическое состояние постепенно ухудшалось и, в итоге, даже ходьба по комнате давалась мне с большим трудом. Я был просто обречён, как и многие другие ребята, на то, что всю свою жизнь проведу, находясь в одной и той же комнате. И мои родители стали серьёзно думать о том, чтобы этого не случилось. Мы узнали о том, что бывают электроколяски. Но где её достать? Потом встал другой вопрос: за что купить электроколяску? В 99-м году, когда мы с отцом были в санатории в Славянске, нам довелось видеть электроколяску. Мы также узнали, что стоить такая коляска может не менее двух тысяч долларов. У моих родителей таких средств не было. Можно было продать машину, но ведь и машина необходима. С того времени я начал молиться о том, чтобы Бог помог мне и усмотрел для меня электроколяску. Ведь я понимал, что в довольно скором времени вообще не смогу ходить.