Кровопивственный градЪ - 5

      5

      Пришлось, за неимением иных, вникать покамест в производственные отношения, искать свое место в этой новой для меня иерархии, определяться с грядущими перспективами. Прямо скажу, перспективы открывались не больно-то манящие.

      Сто рублей, то есть почти две стипендии – вроде бы неплохо. Расходы, правда, поболе студенческих, однако самому прожить можно.

      А потом?

      Потом можно выслужить сто десять – это потолок для рядового инженера. Следующая (и последняя) карьерная ступенька: старший инженер – оценена максимум в сто тридцать тех же рублей. Чтобы её достичь, надо набрать стаж, понравиться и отличиться. Кроме того, придётся возглавлять группу из нескольких инженеров. Со стажем понятно: время смертным не подвластно. Да и пример Вадима Орлова, моего непосредственного руководителя, которому до производства в старшие инженеры только год довелось походить в рядовых, обнадёживал. Отличиться – ну, это само собой; иначе за что же?! А вот способен ли я понравиться начальству, способен ли возглавлять группу – пёс его знает! Обаянию, всяким там реверансам в университете не обучали. Может, я по натуре мизантроп-одиночка? Тогда за то, что меня обучили сложному труду, как будто заточили инструмент, мне придётся по гроб исполнять этот сложный труд, получая взамен жалкие гроши, потому что казне с меня причитаются средства, затраченные на “заточку”. Котелок варит, руки шевелятся – и сто десять рэ до 2009 года, если доживу?..

      Доживать – на таких-то условиях! – категорически не хотелось.

      Ладно. Поднапрягусь, на что-то менее важное в себе наступлю – и понравлюсь, и возглавлю. Уже лучше: целых 130 рэ, три стипендии на тот же срок. Сегодня трудно представить, как унижала специалистов-технарей тогдашняя руководящая сила: хоть горы сворачивай, хоть из штанов выпрыгивай – в любом случае самые лучшие из нас – по способностям, по отдаче – стоили в её мнении максимум на тридцать рублей дороже дипломированных бездельников и пустоцветов.

      Пролетарий мог, поднатужившись, выполнить две нормы – и законно получал за это, поскольку гегемон, не только двойную зарплату, но и премии, звания, социальные блага. Далее, предполагалось, что те, кто действующей системой отнесён к категории служащих, украдут всё им необходимое сами. Сравните: машинист тепловоза числился рабочим, а вот водитель такси – служащим. За инженером же властью в принципе не признавались, если судить по уже приведенной арифметике, ни способность быть вдвое производительнее соседа, ни, тем более, право что-либо украсть. Интеллигентам должна быть мила пища исключительно духовная, а её на всех хватит! С первых дней я заметил среди своих коллег две противоположных тенденции: специалист либо стремится к хлебным начальственным должностям, либо равнодушно соглашается на ту малую сумму, в которую его оценила Система, в обмен на снятие с себя всякой ответственности и отказ от проявления всякой инициативы. Впрочем, именно в формах и методах уклонения от ответственности проявлялась обычно чёртова пропасть инициативы.

      Равнодушных было больше, но это явно не тот случай, когда мне хотелось бы оказаться в числе большинства. В большинство я никогда не рвался, интуитивно подозревая изначальную ущербность всякого большинства. Ну, а стремиться в начальники – что это в действительности значило? Увы, в переводе на обыденный это означало, как правило, нерассуждающую лояльность и личную преданность вышестоящим, умение и склонность “прессовать” нижестоящих. Надлежало непременно участвовать в так называемой общественной жизни, которая категорически не совпадала с профессиональной деятельностью, однако зачастую была призвана заменить (заместить) последнюю. Полезно было владеть искусством интриги, потому что начальственных кресел всегда меньше, нежели задниц, желающих в них сидеть. И обязательно – партбилет.

      Последняя перспектива обесценивала в моих глазах все возможные материальные блага. Врать, значит, под присягой, что Устав, дескать, исполняю, а Программу, авантюрное порождение хрущёвской эпохи, в реальность которой к тому времени не только достаточно скептичный я, но и ни один коммунист, пусть даже самый правоверный, нисколечко не верил, признаю и считаю единственно правильной. И нет для меня выше чести, чем состоять с вами, зажравшимися и изолгавшимися, в одних рядах и вместе с вами высоко нести куда-то знамя. А потом отложить за ненадобностью мозги в сторону – и превратиться в администратора по определению. Это, как я теперь понимаю, для кого-то дар Божий, но для кого-то и Божье наказание. Тут я относительно себя никогда не заблуждался: иная, видимо, уготована мне Господом стезя. Только бы распознать её за суетой и бытом!