Летом 1949 года в Берлин приезжал Виктор Некрасов, интересовавшийся городом больше как архитектор. Тем не менее он захотел пойти в только что созданный, — кстати, усилиями того же Дымшица, — театр Бертольта Брехта “Берлинер ансамбль”. Пошли. Некрасов появился в не совсем “выходном” виде: на голой груди в прорехе расстегнутой чуть ли не до пупа белой рубашки болтался неизменный фотоаппарат, который он тут же пустил в ход. Действие его не увлекло — он устал после того, как целый день бродил по городу и фотографировал; к моему огорчению, нам пришлось скоро уйти. Зато потом из Москвы он прислал мне целую пачку заснятых им видов Берлина и несколько дружеских открыток. Встречались мы и в Москве, в “Новом мире”. Однажды ранней осенью совпало наше пребывание в Коктебеле, где мне пришлось невольно проявить “героизм”, о котором Виктор при каждой нашей встрече вспоминал. Дело в том, что Зинаида Николаевна, его мама, — завзятая купальщица, не считавшаяся ни с погодой, ни с температурой воды, — оказалась в море, когда внезапно поднялся ветер, и ее накрыла высокая волна. Почему-то я, вовсе не фанатичная и уж совсем не умелая пловчиха, оказалась рядом и с превеликим трудом выволокла ее на берег.
Гостем в нашем клубе побывал и Бертольт Брехт, сразу же по возвращении из эмиграции (1948). Меня нередко спрашивают, были ли мы знакомы. Я обычно отвечаю: “Я его — знала, он меня меньше”. Его внешность меня мало впечатлила — я не могла понять, что в нем находили его бесчисленные, чаще всего красивые и замечательнейшие женщины, несправедливо обойденные славой как его соавторши.
Чтобы больше не возвращаться к Брехту, нарушу в очередной раз хронологию.
Позднее я много занималась его творчеством, составила дважды издававшийся объемистый том (перевод и обширные комментарии также мои) “Бертольт Брехт. Об искусстве”, частями печатавшийся предварительно в “толстых” журналах. Участвовала в ежегодных посвященных ему конференциях в 70–80-х годах (несколько раз вместе с Ильей Фрадкиным — автором одной из первых биографий Брехта, — она была переведена на немецкий язык, и Соломоном Аптом — переводчиком его лучших пьес).
По завещанию его вдовы, актрисы Хелены Вайгель, все материалы из наследия Брехта должны были впервые публиковаться в западногерманском издательстве “Зуркамп” (хотя архивы, как и его дом-музей, находились в ГДР). Лишь после этого их можно было издавать в ГДР — без каких бы то ни было купюр.
Но что было делать, когда в 1973 году вышел его “Рабочий журнал”? Там ведь немало записей 1937 года типа: “Снова плохие известия из Советского Союза… Сергей Третьяков (автор знаменитой в свое время пьесы “Рычи, Китай!”, друг Брехта. — Е.К.) арестован… Бернхард Райх (театральный критик, друг Брехта) арестован…”, а год 1953 кричит о “расстрелянной демонстрации рабочих” в Берлине. Как быть? Опустить нельзя и печатать невозможно: что скажет Москва?
Не озабоченная этим, я подготовила для “Нового мира” большую тематическую подборку — только о литературе. Заместитель министра по культуре ГДР Клаус Хёпке, ведавший издательствами, во время одного из своих визитов в Москву “конфисковал” у меня номер журнала, чтобы показать его “гэдээровскому Суслову” — Курту Хагеру: в Москве “Рабочий журнал” Брехта опубликован, значит, можно и в ГДР. И книга вышла-таки, без единой купюры!
Заодно уж приведу еще один пример, более близкий к этому времени, чем к общей хронологии, пример того, как “сияющий образ Старшего брата” спас книгу, правда, имеющую не такое историческое значение, как дневник Брехта.
Почти все книги Гюнтера де Бройна (“Буриданов осел”, “Присуждение премии”, “Бранденбургские изыскания”, “Жизнь Жан-Поля Рихтера”) были переведены мною (“Буриданов осел” в соавторстве с моей подругой Татьяной Иллеш). Потом мне попала в руки верстка его очередного романа “Новое благоденствие”. Книга меня не сильно захватила — чистое самоповторение; но я услышала, что в ГДР в издательстве попал под нож уже готовый тираж: автор, видите ли, рисует условия в домах престарелых не совсем радужными красками (нам бы такие дома!). Я начала переводить книгу, не скрыв этого от того же Хёпке, который, кстати говоря, пробил дорогу к немецким читателям не одному нашему писателю, неугодному в ведомстве Хагера (Трифонову, Гранину, Липатову и целому ряду других). Короче говоря, книга в оригинале вышла!
