Мои воспоминания - 1

МОИ ВОСПОМИНАНИЯ

ГЛАВА I

Предания

Ясная Поляна! Кто дал тебе твое красивое имя? Кто первый облюбовал этот дивный уголок и кто первый любовно освятил его своим трудом? И когда это было?

Да, ты действительно ясная — лучезарная. Окаймленная с востока, севера и заката дремучими лесами Козловой засеки, ты целыми днями смотришься на солнце и упиваешься им.

Вот оно всходит на самом краю засеки, летом немножко левее, зимой ближе к опушке, и целый день, до вечера, бродит оно над своей излюбленной Поляной, пока не дойдет опять до другого угла засеки и не закатится.

Пусть бывали дни, когда солнца не было видно, пусть бывали туманы, грозы и бури, но в моем представлении ты останешься навсегда ясной, солнечной и даже сказочной.

И пусть этот луч солнца, который я вижу на Ясной Поляне, любовно позолотит эту книгу моих воспоминаний.

Когда-то Ясная Поляна была одним из сторожевых пунктов, охранявших Тулу от нашествия татар. Когда надвигались их конные полчища, лес "засекали", то есть рубили и клали макушками навстречу врагу. Это образовывало непроходимую чащу, через которую никакая конница пробраться не могла. На перемычках, где леса не было, выкапывали огромные рвы и насыпали валы.

Остатки такого вала еще до сих пор видны между Ясной Поляной и Тулой.

Прошли века. Татарские набеги давно уже забыты. Засека переходит во владение казны, а на Ясной Поляне вырастает деревня и усадьба князей Волконских[1]. При замужестве княжны Марии Николаевны Волконской Ясная Поляна переходит в род графов Толстых, и 28 августа 1828 года в Ясной Поляне рождается младший сын семьи Толстых, — Левочка — впоследствии один из величайших писателей — Лев Николаевич Толстой.

Прежде чем говорить о своих личных воспоминаниях, приведу несколько семейных преданий, собранных мною частью со слов отца, частью из других источников.

В двадцати верстах от Ясной Поляны, в селе Солосовке, жил милейший человек, недавно умерший, Александр Павлович Офросимов. Об этом типичном "форменном русском барине" я мог бы написать целую книгу. Изредка он "по соседству" наезжал навестить Льва Николаевича, которого он глубоко уважал, но больше всего я с ним сблизился уже в зрелом возрасте, постоянно встречаясь с ним в Туле. Его, как любителя цыган, описал отец в "Живом трупе", и ему принадлежит название "Похоронная", которое он дал одной из известных разухабистых цыганских песен[2]. Как-то я из Тулы ехал в Ясную. Офросимов останавливает меня на лестнице гостиницы.

— Илюша, к отцу едешь?

— Да.

— Поезжай, поезжай. Да скажи ему: Лев Николаевич форменный поэт, Офросимов сказал, понимаешь, — форменный поэт.

— Хорошо, дядя Саша, скажу.

Вот этого дядю Сашу, как его звали все мои братья, я как-то спросил, как познакомился мой отец с Берсами.

— Это дружба старинная. Не с Берсами он сначала познакомился, и познакомился не твой отец, а твой дедушка, покойный Николай Ильич, с дедушкой твоей матушки, с покойным Александром Михайловичем Исленьевым. А как это было — я тебе расскажу.

Дядя Саша говорил с некоторой нарочитой хрипотой в голосе, как любили говорить многие старинные бары.

— Мой покойный батюшка, Павел Александрович Офросимов, подарил твоему дедушке, Николаю Ильичу

Толстому, черно-пегого выжлеца[3]. Николай Ильич поехал в засеку на выводок волков. Помкнули[4] по-матерому. Он, конечно, дал прямика верст на двадцать. Выжлец за ним и увязался и отбился от дому, а на другой день выжлец этот прибился к усадьбе Александра Михайловича Исленьева в Красном, под Сергиевским. Вон куда махнул! Александр Михайлович видит — собака офросимовская, и послал выжлеца с письмом в Солосовку к моему покойному отцу. Батюшка, Павел Александрович, посмотрел и пишет Александру Михайловичу: этот выжлец не мой, а подарил я его графу Николаю Ильичу. Вот с тех пор граф Николай Ильич и познакомился с Исленьевым. Через этого черно-пегого выжлеца — офросимовского.

Моего прадеда Исленьева, о котором рассказывал Офросимов, я помню. Он жил больше восьмидесяти лет, и я еще помню, как он стариком, в ермолке, ездил с папа верхом с борзыми.

О нем рассказывали, что это был необычайный карточный игрок. Он проигрывал и выигрывал целые состояния и страсть к картам сохранил до конца своей жизни.

Все его дети были незаконно прижиты им от княгини Козловской и поэтому носили вымышленную фамилию Иславиных.

Есть предание, что как-то, играя в карты с Исленьевым, князь Козловский предложил ему поставить на карту узаконение всех его детей:

— Побей карту — и все твои дети будут законными князьями Козловскими.

Александр Михайлович побил эту карту, но от узаконения своих детей благородно отказался.

О родителях отца осталось очень мало преданий. О Николае Ильиче я знаю только, что он был когда-то офицером, в 1813 или 1814 году был взят в плен французами и в Париже разговаривал лично с Наполеоном[5]. Он умер скоропостижно, когда моему отцу было девять лет.

О бабушке, Марии Николаевне, рожденной княжне Волконской, известно еще меньше. Она умерла, когда отцу было только два года, и он знал о ней только из рассказов своих родных.

Говорят, что она была небольшого роста, некрасива, но необычайно добра и талантлива, с большими ясными и лучистыми глазами.

Сохранилось предание, что она умела рассказывать сказки, как никто, и папа говорил, что от нее его старший брат Николай унаследовал свою талантливость[6].

Ни о ком папа не говорил с такой любовью и почтением как о своей "маменьке". В нем пробуждалось какое-то особенное настроение, мягкое и нежное. В его словах слышалось такое уважение к ее памяти, что она казалась нам святой.