4. Презерватив мира над Парижем
За грамматические ошибки не сажали в тюрьму. В Кремле выступил ненормальный коммунист с крестом на шее. Появился наследник Престола, Великий Князь Владимир Кириллович — еще один «Владимир» на нашу шею! Главный кассир коммунизма украл деньги и скрылся в Австралию. Откуда-то вылезли нищие и бродяги. Берлинскую стену растащили на сувениры. Прибалты опять сбежали к немцам. Нелегальный бизнес скис. Вселенский барак покачнулся, но устоял.
В кооперативном ларьке Сашки Адамовича с вызывающим названием «Гном», где торговали запретным самогоном и матрешками, великого И. С. Холина встретила бурными, продолжительными аплодисментами кучка пузатых чуваков и слинявших от долголетнего подполья чувих.
Ликбез барака выбрался на волю.
— Смотрите, живой Холин! — орали любители барачной литературы.
Холин выправил офицерскую спину и зачитал сверхпоэму «Умер Земной Шар», по ходу дела добавляя в текст имена визжавших от восторга поклонниц и поклонников — Сорокина, Седакову и Рубинштейна. По просьбе М. Я. Гробмана, позвонившего из Тель-Авива, в поэму вписали художника Шмуеля Аккермана и поэта Кузьминского, по просьбе В. И. Воробьева в поэму добавили черноморца Олега Соханевича, кинетиста фон Нуссберга и поэтессу Кароль К.
Триумфальное путешествие «по европам» (1989) я наблюдал издалека, с вершин Альпийских гор.
В Златой Праге поэта встречал старожил города и давний «друг земного шара» Виктор Дмитриевич Пивоваров. Художник, издатель, журналист.
Праздрой со шпикачками!
В вишневом саду русской эмиграции, в захолустном Париже, «среди дерев неизвестной породы», как зло ковырнул бард Хвост, на подворье Казимирыча, где есть отдельный сортир с водосливом, Игорь Холин опять во весь голос читал «Умер Земной Шар».
— Нет, Казимирыч, — уверял Холин старого товарища, — твое подворье не барак, а парижское кладбище Пер-Лашез, а барак — это я!
В давнем споре с Пушкиным, — сатирическая новелла «Памятник печке», где мишенью глумления служит сборная эмиграции, Холин и, следовательно, Пушкин предлагают мудрое и гуманное решение — памятник ставить не им, а согревающей пищу и человечество железной буржуйке нищеты, горячей печке, за что я искренне аплодирую обоим поэтам.
«Теть твою меть!»
К старому поэту пришел настоящий издатель глянцевых книг. Демократ и частник. До солидных денег еще далеко, но храбрецы дают тираж читателю.
В прозаической новелле «Иерусалимский пересказ» — речь идет о барачном маскараде с участием чертей, солдат и Сталина — вдруг явились знаки особого, восточного зарева. В 77 лет поэт додумался, что составители библейского свода, допотопные герои человечества, жили на грешной земле неспроста, у них был свет и, возможно, цвет.
Однако в отряд валютного авангарда, как ряд его учеников, Холин не попал, — и стар, и не нужен.
В загадочной поэме «Великий праздник» он заканчивает: «Среди непришедших Холин, среди умерших Соостер».
Да здравствует Холин!