* * *
Год или два назад я купил на вокзале роман Иоганна Вольфганга Гете в переводе Бориса Пастернака, в превосходных гравюрах А. Д. Гончарова. Книжка — шедевр артельного, содружества. Выразительные, сочные гравюры.
Андрей Дмитриевич Гончаров занимал видное положение в московском искусстве. Любимый ученик Фаворского, он захватил все изобразительные жанры, дозволенные «соцреализмом», от фресок и мозаик в метро до станковой живописи, мелкой пластики и гравюры, где он особенно прославился. Кроме этого, Гончаров занимал доходный профессорский пост в институте «Полиграф» на Садовой-Спасской.
С рекомендательным письмом сразу четырех заговорщиков — И. С. Ефимова, Сергея Урусевского, Фаворского и Милы Дервиз я постучался к нему в контору в июле 1958 года.
Мой внешний вид — коротко стриженный, круглоголовый, в полосатой рубашке Ефимова, в синих вельветовых штанах, с папкой под мышкой — ничем не выделялся из толпы миллионов, выползавших из метро «Ботанический сад», но, едва переступив порог конторы, я сразу произвел невыгодное впечатление на профессора Гончарова. Он этого не скрывал, но быть хамоватым и безразличным до конца ему мешало письмо, подписанное уважаемыми коллегами.
Никакого родства душ!
Едва взглянув на пару моих работ, повадкой копытной твари, привыкшей топтать траву и деревья, без лишних объяснений, он дал мне под зад копытом:
— Молодой человек, мы рисуем обложки, а не картины. Я — метранпаж, а не декадент!
Ясно, я чужой! Тут я не нужен!
«Каждый сверчок, знай свой шесток!»
Хоть убей, но не помню, кто навел меня на ВГИК?
Да, я позировал Аминадаву Каневскому и что-то слышан от его сына, мечтавшего о кино, но, скорее всего, меня отвез туда казанец Игорь Вулох, как и я, решивший покорить Москву В любом случае, туда я поплелся стой же папкой, трамваями, на задворки Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, и был сразу допущен к экзаменам.
В этот модный институт ехали со всех шестнадцати советских республик по специальным путевкам комсомола. Я не состоял в комсомоле, родители не подавали заветного конверта с подарками, и я не носил громкую фамилию, как мои друзья Каневский, Коровин, Ромадин, Боим, Пушкин и Бенкендорф.
Мне не раз потом говорили, что сдать экзамены на «отлично» с первого захода и поступить — случай уникальный и, следовательно, необъяснимый.
Принимавший экзамены профессор Ф. С. Богородский, только что посетивший Париж, спросил у меня, где и у кого я учился рисовать.
По протекции инспектора Г. Г. Нисского прошел со мной и Игорь Вулох с отметками «хорошо».