Раз или два в зиму нас возят на детские балы. Для этих балов нам усиленно моют мылом шею, стригут ногти, и француз-парикмахер нас завивает. Покупаются лайковые палевые перчатки, и нас вспрыскивают духами…
- Ну, теперь пойду за новыми костюмами, - говорит няня. Но оказывается, что новый костюм старшая сестра Вера забыла заказать.
- Завтра закажу, - говорит она, - можно на этот раз ехать и в старом.
Парадное одеяние вновь осматривается; оно оказывается невозможным, особенно сапоги. Няня опять отправляется с докладом. Возвращается сердитая в сопровождении Ехиды. Вещи вновь рассматривают, и тетка решает, что «ничего», никто не заметит, и мы едем.
Сапоги мои разорваны, и я, сгорая от стыда, стараюсь прятать свои ноги. Мои ровесники на изъяны не обращают внимания, но девочки глядят на меня и шепчутся, а «полубольшие мальчики» тыкают на меня пальцами, хватают за ноги: «Шикарные у тебя сапожки!» - и смеются. Я не знаю, куда мне деваться.
- Ты бы, Верочка, - говорит тетя Мари сестре, - приказала бы няне позаботиться о туалете твоего брата. Посмотри, на что несчастный ребенок похож.
Сестра вспыхивает.
- Я, тетушка, нарочно велела его так одеть. Ужасно заносчивый мальчик, нужно его отучить от этого порока.
- Ну это дело другое, - говорит тетя и нежно целует сестру. - Ты у меня умная, вникаешь в воспитание твоих малышей, это тебе делает честь.
Я возмущен до глубины души.
Вот несправедливо! Врет, а ее еще хвалят.
Как ни креплюсь, но это выше моих сил. Забиваюсь в угол и плачу…
- Как тебе не стыдно, - говорит тетя Мари. - Быть заносчивым - стыдно!
Мне так обидно, что, возвратясь домой, я долго не могу заснуть. Лежа в постели, плачу и прошу Бога наказать всех больших, которые так несправедливо обижают детей.
