Комендантом Самурского укрепления был назначен подполковник Гайдаров, -- старик, маленького роста, широкоплечий, живой, неутомимый. Я спящим Гайдарова никогда не заставал. С прибытием нашим в Самурское сюда почти ежедневно прибывали транспорты и войска. Я удивлялся терпению и хладнокровию Гайдарова. Дела ему было по горло. Его день и ночь осаждали просьбами: то укажи, куда провиант складывать, то отведи место для такой-то части, то расположи кухни, то прикажи отпустить довольствие, то выдай юламейки. И ведь все это сейчас делай, сейчас подай, не откладывай.
Лагерь наш все разрастается. Он уже в несколько дней вышел куда дальше за первоначальную черту. Передовую калу, что выходила саженей сто за лагерь, заняли охотники. Она впоследствии так и называлась: "охотничья кала". Налево от палатки генерала стали ширванцы, направо -- самурцы, еще правее, впоследствии -- ставропольцы и туркестанский отряд. На передней линии, фронтом к Геок-Тепе, расположилась 4-ая дальнобойная батарея капитана Полковникова. Остальные части расположились поблизости.
Днем войскам было очень много работы: то перегружать провиант, то рыть укрепление, то в караулы, то верблюдов закапывать, которые с прибытием транспортов во множестве начали дохнуть в окрестностях. На работы ежедневно выходило несколько рот, и работали с утра и до вечера. Часто случалось, что те же люди, которые работали целый день, должны были идти на ночь занимать караулы.
________________________________
-- Г-н майор, прикажете посты расставлять? -- спрашивает меня вечером офицер, дежурный по караулам, просовывая голову ко мне в юламейку (Скобелев поручил мне расстановку всех ночных постов и караулов).
-- Разве зорю били? -- спрашиваю его.
-- Никак нет-с, сейчас бить будут.
Я надеваю шашку и отправляюсь за офицером. Солнце уже село. Трескотня барабанов начинает оглашать лагерь. Становится холодно. Полушубок, что я купил недавно у Гродекова, пришелся мне теперь как нельзя кстати. Кругом пылают костры, от некоторых искры подымаются высоко к потемневшему небу. Через полчаса будет совсем темно, надо торопиться.
-- От каких частей посты? -- спрашиваю офицера, направляясь за черту лагеря.
-- От 1-ой ширванской роты и 2-ой таманской сотни. (Кавалерия занимала посты ночью в пешем строю).
Саженей 50 за лагерем стоит кучка людей. Солдаты в шинелях в рукава; казаки в бурках и с винтовками за плечами. Я тихонько веду их. Начинается расстановка постов. В глубокой тиши слышится только полушепот разводящего унтер-офицера: -- Вот вас трое здесь; Нехфедов, ты за старшего. Затем идем дальше, -- слышится опять тот же голос: -- Вот вас трое. Иванов, ты за старшего. -- Слушаю, -- отвечает тот. -- Пока расставляли посты, стало совсем темно. Остается еще десять казаков при уряднике; их я веду саженей сто вперед и кладу в узенькой лощинке в секрет. Преимущество секретов то, что неприятелю они не видны, тогда как часовой на посту весь виден, и неприятель мог очень легко подползти к нему, незамеченный, между кустиками или по канавке. Кроме того, секрет, заметив неприятеля, очень удобно может подпустить его близко и встретить залпом. Зато, с другой стороны, неудобство секретов заключается в том, что люди, улегшись где-либо в канаве или в густой траве, иногда невольно засыпали, в особенности ежели днем они были на работе и устали. Тогда неприятель, наткнувшись на такой секрет, мог его легко перерезать.
Но как ни опасно было выставлять секреты, я все-таки возлагал на них большие надежды, так как часовому на посту редко удавалось кого подстрелить. А как сердце мое радовалось, когда, проходя ночью по лагерю, вдруг слышишь: раздается залп. Так уж и знаешь, что это из секрета хватили! И бежишь туда справиться, что за дичинка попалась? Если в такую минуту я находился поблизости палатки генерала, то слышал его голос:
-- Кто там? Ординарец! Узнай, где стреляли!
Свободное копирование
