Тогда я решил вернуться в Житомир и отбыть там воинскую повинность в качестве вольноопределяющегося. Это мне удалось, хотя с немалыми трудностями. На этом эпизоде стоит немного остановиться.
Дело в том, что лето 1883 года до августа месяца, когда я поехал в Одессу, я провел на даче, где по соседству с моей семьей жил полковник Жерве со своей семьей. У него было трое мальчиков, учившихся в Киевском кадетском корпусе, и я был приглашен к ним в репетиторы. Так завязалось мое знакомство со всей семьей Жерве. Вскоре между нами установились очень добрые отношения. Не удивительно, что, вернувшись в Житомир, я обратился к полковнику Жерве за советом, какие шаги я должен предпринять, чтобы меня зачислили вольноопределяющимся.
-- Да очень просто, -- заявил Жерве, -- я вас определю в свой кадровый батальон.
Я его, конечно, поблагодарил, но счел нужным обратить его внимание на то, что военное ведомство чинит всякие затруднения, когда дело касается принятия еврея в вольноопределяющиеся.
-- Пустяки! -- заметил Жерве. -- Подайте мне прошение, приложите ваше удостоверение, что вы были студентом, и в три-четыре дня все будет устроено.
Прошение было подано и пошло на утверждение бригадного генерала в Киев. А через несколько дней из Киева получился отказ, который меня, конечно, очень огорчил. Был так же неприятно разочарован Жерве. Но он не сдавался.
-- Тут какое-то недоразумение, -- заявил он мне, когда я его посетил. -- Поезжайте в Киев и повидайтесь лично с генералом. Я уверен, что, когда он вас увидит и поговорит с вами, то он вас зачислит в вольноопределяющиеся без дальнейших слов.
Терять мне было нечего, и я последовал совету Жерве, который снабдил меня рекомендательным письмом к своему другу, начальнику канцелярии генерала.
Прочтя поданное мною письмо, начальник канцелярии доложил обо мне генералу, и я тотчас же вызван был в его кабинет.
-- Вы хотите поступить вольноопределяющимся в батальон полковника Жерве, -- обратился ко мне генерал, -- но у вас очень нехорошее университетское свидетельство.
-- Да, -- заметил я, -- свидетельство неважное.
-- Скажите мне откровенно, -- продолжал генерал, -- за что же это вас так строго наказали.
-- Охотно это сделаю.
И я откровенно ему рассказал, как меня признали "зачинщиком" сходки, против созыва которой я решительно возражал, и как я остался в университете из чувства солидарности с сотнями товарищей, которых без всякого основания держали под арестом в шинельной в течение многих часов.
Выслушав меня очень внимательно, генерал на минуту задумался, а затем меня поразил следующим замечанием:
-- А знаете ли вы, на вашем месте я поступил бы так же, как и вы.
Тут же он отдал приказ о зачислении меня в вольноопределяющиеся, в батальон полковника Жерве.
Так русский генерал оказался благороднее и справедливее, чем господа одесские профессора.
Жерве торжествовал, и я под его начальством прослужил шесть месяцев.
