МЫ ПРОБУЕМ РАЗГРУЖАТЬСЯ
Вернулись с берега Галышев и Слепнев. Осматривали помещение и будущий аэродром. Галышеву что-то не нравится, Слепнев, наоборот, возбужден.
— Все в порядке. Аэродром—во! Площадка здоровая. Гладкая, как стол… Тут же недалеко наша база, так что горячие обеды и запасные части будут под руками… Дом великолепный. Целая гостиница… Кстати, вчера в бухту прибыло девять ставропольских пассажиров. С первой же лодкой будут на «Литке»… А сейчас надо разгружаться. Время дорого… Куда девался Эренпрейс?
Слепнев озабоченно смотрит по сторонам. Он как начальник летного звена всегда проявляет массу энергии и распорядительности.
Легко сказать, надо разгрузиться. Мы все знаем, что надо. еслибы Слепнев сказал как — это было бы гораздо лучше. Я думаю, что команда и Дублицкий сказали бы ему сердечное «спасибо». Мы бросили якорь приблизительно в двух километрах от берега. Значит, весь груз, все оборудование к наши самолеты надо перевозить на шлюпках. Льда, правда, нет, бухта чистая, но зато зыбь и волнение настолько сильны, что наша разгрузка в таких условиях может быть чересчур исчерпывающей. Несмотря на то, что бухта Эмма, где мы стоим, со всех сторон защищена высокими горами, здесь совсем не так спокойно… Судно изрядно покачивает… Кроме всего туман—самый ненавистный для летчиков вредитель.
Мы все видим, что выбора нет. Ждать до весны изменения погоды несколько неудобно. Остается только рисковать, а риск большой… С гибелью одной только какой-нибудь части гибнут наши полеты.
Общими усилиями с большим трудом спускаем на талях две шлюпки. Несколько человек команды, вспрыгнув на них, делают из досок большой настил. Получилось что-то в роде обрезка понтонного моста. Места для груза довольно много, но я уверен, что ли одно страховое общество не пало бы и ломаного гроша за отправляемые на нем вещи. В довершение печальной картины впереди плота встал наш моторный катер, который теоретически должен буксировать всю конструкцию…
Волнением и зыбью плот все время то относит от борта, так что между ним и судном образуется большая щель, то с силой ударяет о корпус «Литке». Стоящие на лодках люди, с трудом держась за веревки, балансируют.
— Вира! Берегись!..
Гремит лебедка. Качаясь на толстой цепи, медленно опускается первый ящик. За ящиком другой, потом тюки, крылья самолетов, два стабилизатора, бочки с бензином…
Плот нагружен до пределов. Волнением его сильно качает. Того и гляди, укрепленные вдоль и поперек веревками вещи полетят в воду…
— Довольно! Отдай концы! — кричит Слепнев.
На плоту Агеенко, Эренпрейс, Слепнев и радист Кириленко. Последним на него вспрыгивает со своими вещами Галышев. Он почему-то решил из удобной адмиральской каюты перебраться на базу.
— Есть концы!..
Веревки освобождаются. Плот еще более закачало. Вот-вот будет потеха, а мотор на катере молчит, как повешенный…
— Ну, что же вы там? Скисли? Трам-та-ра-рам, что ли?
Долго ли еще?..
Мотор как-то подозрительно зачихал, потом бешено закудахтал, катер кинулся, как норовистый конь, веревки сразу натянулись, плот дернулся и, сильно качаясь, медленно потащился за моторной калошей.
— Эй вы, осторожнее на виражах! Занесет!
Мы остались на судне подготовлять вещи к следующей отправке. Много было вещей, много было и дела. Вытаскивалось и приводилось в порядок то, что должно было уйти в первую очередь; проверялись крепость упаковки и крепление. Незаметно прошел час, потом другой… Ни катера, ни плота не было и в помине… Потом появилось беспокойство. Уже в кают-компании готовились к обеду, но нам всем было но до еды… В самом деле, что могло случиться? Ведь прошло уже более трех часов. Времени совершенно достаточно, чтобы разгрузиться и вернуться обратно… Что их там могло задержать?
Откуда-то со стороны берега слышатся частые выстрелы. «Я так и знал, — говорит матрос, — уток щелкают»… Объяснение матроса нас злит, но зато несколько успокаивает. Если утки, значит, все благополучно, но наше спокойствие только временное…
Через полчаса с наветренной стороны к «Литке» приблизилась чукотская байдарка. Сидящий на веслах матрос в полушубке я красноармейской шапке что-то усиленно кричал и изо всей силы греб большими веслами, стараясь обойти ледорез, чтобы пристать к низко сидящей корме, где он смог бы забраться на палубу. Хватаясь обмерзшими руками за конец, матрос с трудом вскарабкался наверх…
— Несчастье… Мотор встал… Завести ни в какую… Ветром погнало все хозяйство в море… Слепнев сорок раз стрелял, думал— услышите… Люди обмерзли… Надо сейчас же, а то вещи и люди—все трам-та-ра-рам…
Матрос прыгает с ноги на ногу, бьет обмерзшими руками друг о друга и пересыпает свою речь для вразумительности большими и малыми загибами.
Мы все сгрудились на верхней палубе. Как быть? Что сделать для подачи помощи унесенным? Мотора больше нет. На лодках нельзя. Единственно, кто может помочь, — это ледорез…
«Литке» поднял якоря и, протяжно гудя своим низким басом, двинулся к выходу из бухты. Все стоящие на палубе напряженно смотрят вперед, стараясь в густом тумане увидеть контуры плота.
Туман еще более усиливался. Стало темнеть, а ни лодок, ни людей нет и следа. Скоро и выход в море… Неужели унесло? Несколько минут проходит в напряженном ожидании. Потом резкий крик с капитанского мостика:
— Плот на носу!
В ту же минуту мы видим, как из тумана выплывает очертание берега и у подножья отлогой сопки стоящий плот и махающие нам руками люди.
Позже, сидя в теплой кают-компании и уничтожая горячий ужин, «сплавщики» оживленно делились впечатлениями. Агеенко рассказывал:
— Какой же к чорту мотор, когда он чихает, как проклятый. Я сразу сказал, ото где-нибудь да сядем. Так и вышло… Раза три останавливался благополучно. С грехом пополам, но все-таки заводили, а потом стал намертво… Крутили крутили, а он ни в какую… Слепнев говорит: «Валяй, ребята, на веслах за помощью, a мы здесь подождем». Мы и стали ждать. Катер ушел, а мы, как миленькие, качаемся… Ждем полчаса, ждем час, а тут ветер… Нас и понесло… Сделали было наскоро якорь, да трудно было его зацепить. Один раз чуть его не оторвали. Другой раз хотя и зацепили, да вся глыба поехала вместе с нами. Пробовали задержаться руками, да тоже неудачно… Единственное весло и багор утопили. Дело стало совсем хны… От мороза руки перестали слушаться, а выход в море совсем рядом… Если бы не крылья, нас конечно не унесло бы, а как их бросить? Мы так и решили: уж лучше вместе о ними гибнуть. Слепнев стал стрелять — ответа никакого… Потом течением нас приблизило к берегу. Расстояние было сажен шесть, а между нами и землей льдина. Решили попытать счастье… Первым выскочил Эренпрейс, я — за ним… Прыгая с льдины на льдину и настилая доски, мы все-таки до берега добрались, а тут опять несчастье, лопнула веревка, и плот снова понесло… Наконец нам снова кинули концы, и мы их закрепили, а здесь и вы подошли…
