Через шесть месяцев после устройства в Тель-Ашер, я вновь посетил Иегошуа Ханкина. Теперь не только из-за своих проблем. С поразительной, но не вполне похвальной самоуверенностью восемнадцатилетнего новичка я пришел высказать свои предложения по организации охраны Тель-Ашера. Это немыслимо, провозгласил я, что мы, около двадцати молодых еврейских рабочих, ночью спим под охраной араба. Что-то надо делать.
Я не имел ничего против Хаваджи Хаджа, как звали нашего симпатичного марокканского охранника. Лично ко мне он относился очень дружелюбно, позволяя скакать на его замечательном вороном жеребце. Мои сослуживцы сказали ему, что я «богатый американец», чем он был глубоко впечатлен. Теперь, когда бы я ни проходил мимо его палатки, он приглашал меня на чашку кофе и делал серьезные попытки продать одну из своих жен. Хотя я не рассматривал подобное предложение всерьез, это никак не уменьшало его желания выразить расположение ко мне. Все равно мне не нравилось находиться под охраной араба. В обычное время система работала нормально, поскольку наш караульный был, вероятно, самым большим вором в округе. Конкуренты старательно избегали его "базу", что избавило нас от более мелких воров. Но если бы на поселок напали серьезно, напали бы арабы, я не думаю, что можно было рассчитывать на то, что Хадж защитит нас в случае необходимости. А случай мог возникнуть в любой момент, поскольку Британское мандатное правительство предоставило охрану поселков их обитателям.
Я объяснил все это Ханкину, что, видимо, не показалось ему дерзостью. Внимательно выслушав, он сказал, что поскольку мы находимя без всякого прикрытия возле арабского городка Тулкарем, в окружении арабских деревень, нам в самом деле нужна еврейская охрана. При этом предупредил, что найти хорошего шомера непросто, и мы должны сделать это сами.
Мы начали искать и вскоре услышали о некоем Янкеле, хорошо известном шомере, только что отпущенном из британской тюрьмы, где он сидел за удар в зубы «при исполнении обязанностей». Я пошел знакомиться с ним. Он хорошо знал наш округ и выразил желание взяться за работу при условии, что мы найдем ему помощника. Когда я сказал, что мы не сможем найти такого, он весьма энергично заявил, что я сам мог бы им стать. После такой ободряющей рекомендации я приступил к исполнению престижной роли помощника ночного охранника в Тель-Ашере.
Работа состояла в ночном наблюдении и защите поселка от воров и нарушителей. Отношения с нашими арабскими соседями были в целом дружескими, обязанности охранника, казалось, не сулили особых проблем. Тем не менее, меня удивила его странная манера работы. «Несение караульной службы» состояло в том, что он ложился спать на столе в общей кухне, а меня отправлял наблюдать за обстановкой. Когда арабы вторгались в поселок, он поручал мне прогнать их, а сам надзирал за происходящим из кухни.
Я был один и должен был стараться изо всех сил. Схватив копье, я вспрыгивал на Средиземноморку Лепке и гнал нарушителей с воинственным индейским кличем. То ли клич, то ли копье воздействовали на них, но чаще всего они убегали. Хотя не всегда это было так просто.
Однажды какой-то араб перегнулся через забор и открыл кран, чтобы напиться. Это был здоровый малый и в ответ на мое предложение убраться, взглянул на меня, выпрямился во весь рост и сказал «Таал!», означающее «Ладно тебе». Я привязал лошадь и перелез через забор. Как обычно, я дрался голыми руками, слегка сдобренными грубостью и ловкостью. Дело приняло другой оборот, когда он достал «шабарию» (кинжал) и схватил меня за шею. Я владел джиу-джитсу, но против этого парня оно не сработало. Я оказался на земле, сжимая его руку с ножом, его другая рука держала меня. Я ухитрился вывернуться и ударить его в живот. Пока он поднимался, я крепко схватил его за гениталии. «Старшине», моему тренеру по боксу в Верхнеканадском колледже, было бы стыдно за меня, но это помогло одолеть противника.
Раньше у нас было неписаное соглашение с арабами, позволяющее им приходить в апельсиновые сады и косить траву между деревьями. Но я решил, что мы должны оставить ее себе для удобрений или продажи на корм скоту и больше не позволял никому приходить и косить ее. Такое поведение спровоцировало стычку с арабским боевиком, описание которой открывает эту книгу.
Со временем арабы узнали меня и обходили Тель-Ашер стороной. Вместо этого они чаще наносили визиты в соседние сады, один из которых охранял человек по имени Иегуда. Однажды, разгоняя пришельцев, он получил удар ножом. Охрана была серьезным делом, и арабы не в игрушки играли. Теперь я стал помогать ему. Это было незадолго до того, как и в его сад запретили вход арабам.
Работа охранником научила меня борьбе с нарушителями. Обычно я оказывался в меньшинстве. Если же доходило до стрельбы, то мое ружье слабее винтовок, странным образом появлявшихся у арабов, несмотря на запрет британских властей, одинаковый и для арабов, и для евреев. Я вынужден был научиться в одиночку бороться с нарушителями, пользуясь разными уловками и внезапностью, чтобы уравновесить их преимущества. Обнаружилось, что вопреки общепринятому мнению, арабы плохо дрались ночью и не любили темноту, что всегда можно было обратить в свою пользу. Шестнадцатью годами позже, будучи боевым командиром израильской армии, мне пришлось вспомнить эту слабость.
Однако, задолго до вступления в израильскую армию, я должен был использовать свои боевые навыки против гораздо более опасного врага, чем арабские войска. Как предупреждение о таящейся угрозе миру – и мне – радио в общей столовой Тель-Ашера иногда гремело леденящими кровь криками тысяч голосов: «Зиг Хайль!» Это были варварские звуки, примитивные, непонятные и пугающие. Моя кожа становилась гусиной, хотя я знал, что раздаются они за тысячи миль от меня.
Но все же это волновало не более, чем проплывающее в небе облако. До Второй мировой войны было далеко, нацисты только собирались с силами в Германии. У меня же исполнялся год пребывания в Палестине, жизнь была прекрасна.
