authors

1427
 

events

194062
Registration Forgot your password?
Memuarist » Members » Alexander_Dolgun » Американец в ГУЛАГе - 11

Американец в ГУЛАГе - 11

14.12.1948
Москва, Московская, Россия

Глава 3

 

Второй день на Лубянке начался с некоторого приглушенного шума, доносящегося из коридора. Звуки были неясными благодаря ковровому покрытию, но я мог расслышать шаги и приглушенные голоса, а также звук открывающихся заслонок для пищи. Вскоре и моя заслонка открылась, и на полку внутри были поставлены кружка горячего чая и буханка хлеба.

В Лубянской тюрьме дают полную буханку. Она маленькая, плотная, прямоугольная и, по сравнению с такими же в других тюрьмах, достаточно вкусная. Поверх буханки было положено два кусочка сахара – один полный кусок и половинка. Чай не был настоящим чаем – это была подкрашенная вода с едва ощутимым привкусом некой травяной субстанции, в нее добавленной.

Хотя я ничего не ел с момента своего последнего завтрака днем ранее, мой желудок себя никак не проявлял, и я совсем не ощущал голода. Я опустил сахар в «чай» и стал медленно пить его, взвешивая свою ситуацию. Взглянув на хлеб, я решил, что выглядит он не очень аппетитно – к тому же, скоро я буду есть яйца с беконом или стейк в посольстве, и могу обойтись без этой дряни.

Прошел час, за ним другой. Я вытянулся на боку на узкой скамейке и попытался вздремнуть – правда, безуспешно. Затем я стал прохаживаться взад-вперед по камере, все более переполняемый чувством раздражения на посольство за то, что они все еще не вытащили меня отсюда. Через некоторое время я постучал в дверь и попросился в туалет. Усевшись на корточках над дырой в полу, я, к своему удовлетворению, обнаружил, что мой организм функционирует нормально. Затем, через полчаса после моего возвращения в камеру, дверь открылась и охранник, которого я днем ранее не видел, повел меня по коридорам, цокая по ходу языком, и оставил меня снова наедине с Сидоровым.

Я был поражен тем, как свежо он выглядел. По моим подсчетам, он спал не более четырех или пяти часов, даже если и оставался на Лубянке. Он был выбрит, и на нем была свежая рубашка, в то время как я спал, точнее, пытался спать, в своей прежней рубашке, был не умыт и чувствовал щетину на своем лице, чего я терпеть не мог и всегда брился очень тщательно. К тому же я ощущал сильный запах подмышками, и меня одолевало желание почистить зубы.

Манера Сидорова была все такой же прямой и открытой, а на лице играла все та же слегка удивленная полуулыбка. Он заявил, что мы продолжим уточнять детали моей биографии. Я спросил его про обещанный телефонный звонок, но он прервал мой вопрос. Он спросил про мою сестру, Стеллу, которая уехала из России двумя годами ранее, а также про наши паспорта и другие подобные мелочи – что меня удивило, потому что я считал, что в МГБ обо всем этом должны были знать.

Этот второй день допроса отпечатался в моей памяти не так четко, как то, что последовало после. Сидоров продолжал задавать вопросы, относящиеся к обыденным фактам нашей семейной жизни. Где родились мои родители? Какие у меня есть родственники в США? Где они живут? – и т.д. Я отвечал на все из них. Сидоров же подробно записывал мои ответы; за этим занятием мы провели весь день. Я помню, что видел угасающий свет дня за окном – судя по всему, было около четырех или половины пятого. Мы продвигались вперед не очень быстро – ему требовалось все записать, а затем, время от времени, передавать мне на подпись. Процесс шел медленно.           

Где-то в середине дня Сидоров резко встал  и вышел из комнаты. Меня сопроводили в туалет, затем привели обратно. Я с беспокойством ерзал на своем стуле, в то время как охранник хмуро следил за мной, облокотившись на письменный стол Сидорова. У себя в голове я пытался разрешить мучавшую меня загадку. Я был по-прежнему уверен, что вскоре кто-нибудь придет за мной, но не мог понять причину задержки. Я решил для себя, что буду продолжать играть в эту игру с ожиданием еще, по крайней мере, сутки, если это будет необходимо, прежде чем…   Хмм, прежде чем что? Что я могу сделать? До того момента, пока меня не придут вытащить отсюда из посольства, я должен буду играть в эту глупую игру по правилам Сидорова. Хотя, конечно, рано или поздно в своих расспросах он подойдет к тому пункту, который и станет началом конца всего этого бреда по поводу обвинений меня в шпионаже. Я решил, что если он не докопается до сути происходящего до завтрашнего утра сам,  я поставлю перед ним этот вопрос. Не стоит выводить его из себя раньше, чем это будет необходимо. К тому же, может быть, мне это и не понадобится.

 

Вскоре после того, как стемнело, я вернулся в камеру. На полке под окошком для выдачи еды стояла миска холодного супа. Чуть погодя принесли тонкий слой горячей каши и кружку с так называемым «чаем». Чай я выпил – и все. Аппетита все еще не было. И я по прежнему не мог заснуть, хотя к этому времени я чувствовал себя по-настоящему разбитым. Измученным. И затем, к моему изумлению, около половины десятого или в десять – мне приходилось гадать, так как я не видел чего-либо наподобие  часов все это время – меня снова отвели к Сидорову.

К этому времени я выкурил уже всю первую пачку Честерфилда, и, хотя мои нервы были на пределе и мне хотелось много курить, я решил, что оставшиеся сигареты мне следует беречь. Я продолжал курить у Сидорова на допросе, но больше не предлагал ему свои сигареты. Я чувствовал у себя скверно во рту, а от тела шел резкий запах – температура в камере была достаточно высокой, а возможности помыться у меня не было. Сидоров же выглядел, как и раньше, свежо – вероятно, у него была возможность выспаться между пятью или шестью вечера, когда мы закончили в прошлый раз, и временем, когда меня снова привели на допрос.

 

Этой ночью мы вновь углубились в мои биографические данные, хотя, казалось, он испытывает к этому меньше интереса, чем накануне – он часто повторялся и, судя по всему, чего-то ожидал. Время от времени он выходил из комнаты. Затем, вернувшись в очередной раз, он сказал, что на сегодня мы закончили и меня переводят в военную тюрьму Лефортово.

Все это время, несмотря на усталость и запрятанный глубоко внутри гнев, я все еще переживал своего рода эйфорию от осознания того факта, что нахожусь внутри. У меня по-прежнему было чувство, что еще чуть-чуть – и настанет момент истины, и я продолжал гадать, будет ли это предложением работать на них. Внешне я все еще выглядел бодрым и жизнерадостным, улыбаясь Сидорову каждый раз в ответ на очередной задаваемый мне вопрос. Время от времени, между вопросами о нашей жизни в Нью-Йорке, названием корабля, на котором мы плыли из Штатов и тому подобной рутины, Сидоров обращался ко мне, также с улыбкой: «Послушайте. Вы наверняка уже успели все хорошенько обдумать. Не хотите рассказать о своей шпионской деятельности? Вы все еще не понимаете, почему вы здесь?»   

В ответ я недоуменно качал головой, продолжая улыбаться. «Хорошо, - продолжал Сидоров. – Мы до этого доберемся. Мне нужно, так или иначе, чтобы все это было записано». И вопросы биографического характера продолжались.

14.04.2022 в 13:59

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Idea by Nick Gripishin (rus)
Legal information
Terms of Advertising
We are in socials: