Накануне Курской дуги
Вскоре после встречи с Димитровым мне пришлось вылететь в командировку на Воронежский и Центральный фронты. Там готовились, измотав противника в оборонительном сражении на Курской дуге, перейти в решительное наступление. Партизанам же и гвардейским минерам обоих фронтов предстояло до начала активных боевых действий нанести чувствительные удары по, железным дорогам Белгород-Харьков и Белгород-Сумы, применить мины замедленного действия на основных шоссейных дорогах в тылу врага.
Я провел беседы с работниками штабов инженерных войск Воронежского и Центрального фронтов, а также с офицерами батальонов гвардейских минеров, поделился опытом применения МЗД и секретами тактики небольших групп минеров, направляемых во вражеский тыл. Упоминаю об этом, чтобы подчеркнуть: начиная с весны сорок третьего года, особенно в период подготовки к Курской битве, инженерные мины стали использоваться уже не только как оборонительные, но и как наступательное оружие.
А в Москве ожидало новое спешное задание; ознакомить с новинками минно-подрывной техники находившихся на излечении и вновь улетающих во вражеский тыл секретарей ряда обкомов, партизанских командиров и членов так называемых «организаторских групп», посылаемых УШПД главным образом в районы Правобережной Украины для создания новых подпольных групп и новых партизанских формирований.
По-разному отнеслись к этим занятиям партизанские командиры. Герой Советского Союза В. М. Яремчук, имевший на счету двенадцать пущенных под откос поездов врага, посмеивался:
— Чи мы не знаемо, як крушения производить? Ще як знаемо! Пиймав того ворога на «удочку», тай и годи!
Ловля поездов на «удочку», то есть подрыв их с помощью бечевы, привязанной к чеке взрывателя, из укрытия, находящегося в пятидесяти-ста метрах от железнодорожного полотна, была крайне опасным делом, стоила жизни многим партизанам. Однако Яремчук считал этот метод самым надежным, а в мины замедленного действия не верил. После занятий он резко изменил точку зрения. Улетая, забрал с собой столько МЗД, сколько позволил взять в самолет, и впоследствии успешно использовал их все до одной.
Руководитель организаторской группы секретарь Каменец-Подольского обкома, депутат Верховного Совета СССР С. А. Олексенко, по специальности инженер, напротив, с самого начала отнесся к новым минам с огромным интересом, изучал их старательно и заставлял старательно изучать их своих товарищей. Сетовал только об одном: мин маловато, и неизвестно, как будут их доставлять за сотни километров в тыл врага.
Тревоги Олексенко были понятны.
Хорошо понял я и того коренастого, круглолицего, чубатого хлопца, который в один из теплых майских дней постучал в дверь моего кабинета:
— Разрешите, товарищ полковник! — и вытянулся на пороге. — Инструктор-минер спецшколы Воронько!
— Слушаю вас. Чем могу быть полезен?.. Садитесь.
Хлопец снял пилотку, присел:
— Я с просьбой, товарищ полковник. От группы курсантов.
— Продолжайте.
Заметно волнуясь, непроизвольно вкрапливая в русскую речь украинские слова и выражения, мой посетитель сказал, что их семеро: шесть парней и одна дивчина, все — диверсанты со стажем, один парень — радист, нельзя ли направить их во вражеский тыл, в отряд, где можно хорошо поработать по военной специальности?
Собеседник выглядел так молодо, что я невольно улыбнулся:
— А у вас и мирная специальность есть? Парень покраснел:
— А как же? Строителем до войны был, мосты строил. Ну а еще — в Литературном институте учился. Стихи пишу, товарищ полковник.
— Поэт, значит. Как же в диверсанты попал?
— Случай. В первый день войны у нас в районе сейф с мобилизационными документами вскрыть не могли. А тут я подвернулся: мостовик, со взрывчаткой знаком. Вскрыл сейф, да так и пошло. Направили учиться, потом в фашистский тыл посылали, потом сам людей обучал и перебрасывал… Мы с товарищами и мины делать умеем, товарищ полковник!
Я раздумывал, как поступить. Воронько скомкал пилотку:
— Помогите, товарищ полковник! Война же не кончена, а мы не в свой тыл просимся!
— Хорошо. Подождите.
Я позвонил Строкачу, попросил нас принять. Побеседовав с молодым человеком, Тимофей Амвросиевич отправил его в коридор и развел руками:
— Поэт, строитель, диверсант! Такому разве откажешь? Куда бы его группу определить, Илья Григорьевич?
— Инструкторы везде нужны, товарищ генерал.
— А пошлем-ка ребят к Сидору Артемьевичу! Этот Воронько в рейдах не только поезда подорвет, но еще и песни сложит, стихи напишет, а ковпаковцы стоят поэм, верно?
Так решилась судьба Платона Никитича Воронько и судьба его боевых друзей. Генерал Строкач не ошибся. Молодежь сражалась во вражеском тылу отважно. Платон Воронько написал о партизанах стихи и поэмы, которые знает сегодня весь народ.
В те дни в УШПД вообще приходило много добровольцев, просивших, даже требовавших отправить их в тыл врага. Удовлетворить все просьбы мы не могли» но все же весной сорок третьего штаб перебросил во вражеский тыл сто двадцать хорошо подготовленных минеров: шестьдесят семь полетели в качестве инструкторов, а пятьдесят три — в качестве командиров и штабных работников. Забрасывались тогда во вражеский тыл и радисты, и шифровальщики, и медицинский персонал.