Время года было уже довольно позднее и плавание для галер и мелких судов было небезопасно, потому что около берегов Луньи море довольно пространно. Однако же, не взирая на сие, пошли мы туда в половине сентября месяца, и чрез несколько дней прибыли к шведской крепости Швартгольму, где стали на якорь. Но в ночь на 21 число сентября поднялась преужасная буря, многие суда были сорваны с якорей и носимы по морю, некоторые погибли от подводных камней, другие брошены были на мель. Наш фрегат потерял все якоря; мы, видя неминуемую почти опасность, принуждены были снять с лафетов шесть пушек большого калибра, которые, укрепя канатами, бросили в море вместо якоря, и, к неожиданному счастию, удержались на оных.
Буря продолжалась целых двое суток, при сем случае потеряли мы две галеры, три полугалеры и один катер, прочие же суда претерпели довольное повреждение, наипаче в снастях или такелаже. Сие обстоятельство заставило нас возвратиться к крепости нашей, Фридрихсгаму. Всем судам назначено было зимовать в оной гавани, а бригадиру Слизову с восемью фрегатами остаться в проливе Роченсальмском доколе не замерзнет море. Для большей же безопасности со стороны неприятеля положено было построить на острове Роченсальме батареи на двенадцать пушек большого калибра, -- в известном пункте, защищающем фарватер.
Принц Нассау, после знаменитого сражения своего 13 августа, в донесении своем к императрице Екатерине II написал, что он, между прочим, взял в плен четыре фрегата и две шебеки; но, к несчастью, одна из оных о 36 -пушках большого калибра так была расстреляна, что чрез несколько дней потонула при самом острове Роченсальме. Принц имел довольно неприятелей у двора и для того изобретал всякие средства, чтоб достать оную из воды. Для сего советовался он с контр-адмиралом Балле, почти всю свою службу проводившим при адмиралтейских работах. Но тот сказал ему, что для сего надо бы непременно выписать из Англии мастеров и механиков, а так как время уже позднее и, пока они прибудут, море замерзнет, то не останется никаких средств. В предприятии о построении батареи на известном пункте Роченсальма встретилось подобное же сему затруднение.
Место, на котором должно было строить батарею, состояло из одного сплошного гранитного камня, столь изглаженного морскими волнами, что ни земля, ни дерн на пологости оного никак не могли держаться. Все иностранные инженеры, находившиеся на его флоте, отказались от сей работы, равно как морские офицеры -- от поднятия потонувшей шебеки.
Бригадир Слизов, смотревший всегда с негодованием на преимущества, отдаваемые принцем Нассау иностранным офицерам, попросил меня в один день прогуляться с ним на шлюпке. Он привез меня на остров Роченсальм, показал место, назначенное для батареи и спросил: "Неужели нет никакого средства построить тут батарею?" Я, осмотрев оное, отвечал ему: "Если дадут все средства, то не будет невозможности". Слизов пересказал сие принцу, а сей, призвав меня, просил заняться сим построением, обещая мне дать все, что я для того потребую. Слизов искал также человека, который бы взялся достать потонувшую шебеку. Один русский купец по прозванию Сторонкин, торговавший съестными припасами и некоторыми необходимыми для офицеров товарами при нашей флотилии, взялся за сие предприятие. Надобно сказать о нем, что он до сего много торговал на море и упражнялся довольное время в постройке разных купеческих судов у города Архангельска.
Слизов доносил и о нем принцу, который с радостью принял его предложение. Итак, я и Сторонкин должны были заняться работами, которые почитали невозможными.
