Вопреки надеждам и ожиданиям советских людей, работавших за границей, обстановка на родине деградировала изо дня в день. Такие важнейшие социальные сферы, как здравоохранение и народное образование, пришли в упадок, дефицит продуктов питания принял чудовищные размеры, ассортимент имевшихся в магазине промышленных товаров был крайне скуден, автолюбители сталкивались со все большими трудностями, когда возникала необходимость отремонтировать свои машины, — и так во всем, куда ни сунься. Коррупция стала обыденным явлением, вплоть до того, что распространилась и среди значительной части партийного аппарата. КГБ все это хорошо было известно, но справиться с этим злом он не мог. Разрыв в уровнях технологического развития Советского Союза и Запада продолжал увеличиваться, экономический рост приостановился: тот ничтожно малый процент среднегодовых темпов прироста валового внутреннего продукта, который приводился в официальных сводках, являлся всего-навсего результатом произвольного манипулирования статистикой. Советские люди между тем все острее сознавали свое положение: телекоммуникационные средства получили столь широкое распространение в нашей стране, что цензура не могла уже более скрывать от народа новости о происходящих в мире прогрессивных процессах.
Светлана, казалось, закрывала на все это глаза. Но разубеждать ее в чем-либо никто не стал: задача работников посольства заключалась в том, чтобы побыстрее переправить ее тайно на родину. Первое, что я сделал, это попросил секретаршу перепечатать письмо, написанное неразборчивым почерком. Затем мы с Токарем составили текст телеграммы, приведя отдельные цитаты из письма. Но это далось нелегко, мне, во всяком случае.
Токарь, украинец из простой, неинтеллигентной семьи, исключительно плохо писал по-русски, находясь одновременно не в ладах и с орфографией, и с грамматикой, и со стилем, чем создавал для меня определенные проблемы. Он упорно, часами, корпел над составлением чернового варианта направляемой в Центр телеграммы, после чего за дело принимался я: не желая компрометировать себя отправкой документа, несвободного от некоторых огрехов, пусть и чисто филологического свойства, я обыкновенно садился и переписывал его целиком, поскольку перепечатывать подобного рода тексты на пишущей машинке нам из соображений безопасности строжайше запрещалось. Примерно так же получилось и на сей раз. Просидев до полпервого ночи, я передал телеграмму несчастному шифровальщику, несшему дежурство в это позднее время, и подождал немного, на случай, если у него возникнут какие-нибудь вопросы по тексту.
Поскольку Грибин настаивал, чтобы все важные телеграммы направлялись не только в сектор КР, но и лично ему, я на одной из двух копий поставил его кодовое имя — Северов — и на следующий день получил положительный ответ: «Продолжайте проводить с ней беседы и готовьте к отправке». При Черненко, немощном, тяжелобольном человеке, советское руководство, придерживаясь в своей политике реакционной линии, все сильнее скатывалось к сталинизму и посему горячо приветствовало идею Светланы воссоединиться с «правоверными»: возвращение блудной дочери должно было продемонстрировать всему миру, пусть и незначительную, но все же вполне определенную идеологическую победу Советского Союза над Западом.
Мы разработали до удивления простой план вывоза Светланы из Англии, а заодно и посоветовали ей, как продать свой дом, как распорядиться деньгами и как все устроить таким образом, чтобы в случае, если ей понадобятся ее сбережения, она смогла бы получить их потом в одном из московских банков. В последующие две недели она приходила в посольство еще четыре раза и всякий раз часами беседовала с Токарем за чашкой чая и небольшими бокалами с бренди. Конечно, я сообщил английской спецслужбе, что происходит, но там не видели никакого смысла удерживать Светлану против ее воли и лишь пожелали ей доброго пути.
Отъезд Светланы прошел без каких-либо осложнений. Поскольку официально она числилась миссис Питерс, гражданкой Америки, мы просто купили ей авиабилет до Софии, вот и все. Хотя наша суета вокруг Светланы являлась по сути лишь детской забавой в сравнении с тем, чем мы занимались обычно, тем не менее мое участие во всем этом деле значительно возвысило меня в глазах моего московского начальства, а в ноябре из Центра пришла телеграмма, в которой нам с Токарем объявлялась благодарность.