15. <ИЗ ДНЕВНИКА. 1877>
<1>
Худо, читатель! Мой дом -- постель. Мой мир -- две комнаты: пока освежают одну, лежу в другой. Полрюмки кипрского меня опьяняет; гран опия делает меня идиотом, не всегда давая сон. Стихов уже писать не могу; но днями нападает на меня какое-то самомнение. На днях муза моя на прощанье пропела мне такую песнь:
Пускай чуть слышен голос твой,
Не громки темы песнопенья;
Но ты воспрянешь за чертой
Неотразимого забвенья!
. . . . . . . . . . . . . .
Уступит свету мрак упрямый,
Не бойся; песенку твою
Над Волгой, над Окой, над Камой
Еще народу я спою.
Худо, когда нашему брату приходят на память песни:
Я памятник себе воздвиг нерукотворный.
Я испугался и перестал звать свою музу -- не выдержал только раз.
Недуг меня одолел, но муза явилась ко мне беззубой, дряхлой старухой, не было и следа прежней красоты и молодости, того образа породистой русской крестьянки, в каком она всего чаще являлась мне и в каком обрисована в поэме моей "Мороз, Красный Нос". Я пожалел, что я не выдержал:
Непобедимое страданье,
Невыносимая тоска...
Влечет, как жертву на закланье,
Недуга черная рука.
Спаси, о муза! пой, как прежде!
"Нет больше песен, мрак в очах;
Сказать: умри! конец надежде!
Я прибрела на костылях!
Еще вчера людская злоба
Тебе обиду нанесла;
Теперь конец, не бойся гроба!
Не будешь знать ты больше зла.
Не бойся клеветы, родимый,
Ты заплатил ей дань живой,
Не бойся стужи нестерпимой:
Я схороню тебя весной".
И с той поры нет моей музы, нет новых песен. День ото дня чувствую себя хуже, слабей. Что же, однако, делать, надо приниматься за прозу.
Свободное копирование
