Александр Митта продолжает работу над фильмом «Сказ про то, как царь Петр арапа женил». Начав съемки в конце июля со сложного в техническом отношении эпизода «затопление фрегата», группа через две с половиной недели отправилась на натурные съемки в Юрмалу. Там на берегу моря были выстроены декорации судоверфи, где по сюжету царь Петр принимал от корабелов фрегаты. Декорации впечатляли своими масштабами и денежными затратами. Ходили слухи, что кое-кто даже сумел погреть на этом руки: умудрился распродать часть стройматериалов «налево», положив себе в карман кругленькую сумму. Митта об этом, конечно же, догадывался, но предпочел не ввязываться в разборки с расхитителями социалистической собственности. На первом месте у него всегда стояло творчество.
Исполнитель роли арапа Владимир Высоцкий приехал на съемки вместе с женой. Мариной Влади. В один из дней с ней произошел забавный эпизод. Вспоминает один из его участников Семен Морозов (он играл Мишку Говорова):
«Погода в те дни была потрясающая. Помню, со мной в лифт вошла очень красивая девушка в темных очках. Я сказал ей: «Какие у вас прекрасные очки, но то, что «подпирает» их, не поддается никакому с ними сравнению». Она так звонко расхохоталась. Двери лифта раскрылись — и стоит Высоцкий. «Сеня, — сказал он, — мало того, что ты у меня в фильме невесту отбиваешь, ты и в жизни ту же линию гнешь». Это оказалась Марина Влади…».
Леонид Гайдай, получив в середине июля разрешительное удостоверение на выход своего фильма «Не может быть!» во всесоюзный прокат, решает предварительно обкатать свое очередное творение в глубинке. Вместе с группой писателей-юмористов в лице Виктора Веселовского (завотделом юмора и фельетонов «Литературной газеты»), Владлена Бахнова, Бориса Ласкина и Варлена Стронгина он отправляется на гастроли в Томск. Под эти гастроли тамошние власти отдают целый Дворец спорта, который, естественно, в первый же день забивается публикой под завязку. В первых рядах сидят местные партийные бонзы во главе с первым секретарем Томского обкома партии Егором Лигачевым. Все находятся в предвкушении бурного веселья от встречи с очередным шедевром Гайдая и выступления его друзей-юмористов, а вместо этого грянул скандал. Причем на первом же представлении.
Виновником скандала стал Варлен Стронгин, который прочитал собравшимся юмористический тост, придуманный им накануне ночью в местной гостинице. Тост начинался патетически: «Я поднимаю бокал за то, чтобы в Москве было построено такое высотное здание, из которого был бы виден город Томск! И было бы видно, что в этом городе живут сотни тысяч честных тружеников, десятки тысяч замечательных студентов и футбольная команда «Томич»!
Еще на два этажа надстроить это здание, да так, чтобы было видно, что в этом городе живут умные интеллигентные люди, к которым нужно присылать не только артистов Большого театра, Аркадия Райкина и Аллу Пугачеву, но и французский оркестр Поля Мориа!…».
Однако, начав за здравие, тостующий кончил за упокой, выдав следующий текст: «Еще на два-три этажа надстроить это здание, да так, чтобы было видно — есть ли в магазинах Томска селедка и другие неизвестно куда исчезнувшие «дефициты»!..».
Об отсутствии на прилавках города селедки и других продуктов Стронгин узнал накануне концерта от водителя такси, который подвозил артистов из аэропорта в гостиницу. И, чтобы придать своему тосту «злободневность», решился вставить этот спич в текст. Огромный Дворец спорта после этих слов буквально зашелся от экстаза, за исключением первого ряда, где сидело областное начальство. Те от услышанного разом позеленели. Спустя минуту за кулисы примчался администратор дворца, который буквально вцепился в Стронгина бульдожьей хваткой: «Лигачев рвет и мечет, говорит, кого я вызвал из Москвы… Зачем вы говорите про селедку? Немедленно выкиньте ее из текста. Тем более что она есть только в обкомовском буфете…».
Стронгин, которого реакция зала вдохновила на подвиги, не собирался так легко сдаваться. Вместо того чтобы тут же, при администраторе, вычеркнуть крамольный пассаж из текста, он пообещал подумать. И тут на него накинулись уже его коллеги. Они стали угрожать ему, что если он не выкинет «селедку», то они откажутся от совместных с ним выступлений. Молчал только Гайдай, который не имел к писательскому цеху никакого отношения. В итоге строчки про селедку Стронгин из текста вынужден был изъять.
Свободное копирование
