Зарубежная философия

З а р у б е ж н а я   ф и л о с о ф и я

 Единственный предмет, который читали всем все пять лет обучения. Понятно, нам, логикам, логику в самых разных вариантах читали тоже все годы обучения, этикам – этику, но всем без выбора – только зарубежку. И то не успели.

 Если доживу и будет время написать о философах Томска, напишу, какую идею я там пытался провести. Но силы не равны. Уже в мое время на зарубежке некому было вести семинары – одни профессора. Если взвесить, что они совместно издали, будет как минимум половина того, что опубликовал в целом весь факультет. А если бы можно было взвешивать не бумагу, а содержание, то... это бессмысленно. На многих кафедрах, на отделении научного коммунизма смысл опубликованного измерялся бы в отрицательных единицах.

 Но поскольку можно не читать – отрицательного нет, просто круглый ноль.

 Мне не хочется, да и нет необходимости перечислять состав. Скажу другое.

 Когда я читал диалоги Платона, что-то изменялось, ломалось во мне. Не знаю как у других, но был у меня предрассудок, что на фоне чудовищного, очевидного технического прогресса, информационного бума и мы сами, люди, тоже хотя бы немного прибавили. Не только выросли, расширились в плечах и стали тяжелей, но и поумнели, стали выше эстетически.

 Две – две с половиной тысячи лет назад. Нет компьютеров, самолетов, телевизоров, телефонов, трамваев, света, стекла. Нет христианства. У меня не было неуважения к тем людям, была некая жалость к ним. Ведь не было еще и печатных книг, не было науки как таковой, хотя отдельные ученые в высоком смысле уже были. Ну что они знали, что понимали, самые умные из них, что могли?

 Хоть их образцового мудреца Соломона почитай – наивно. Читаю диалоги Платона и вижу: это нам надо расти, чтобы достичь их. Это нам надо учиться, ума набираться, чтобы понять то, о чем они думали и знали. Недоступно высокая ступень мышления, огромность, чистота, ясность постановки проблем. Никаких опытов, экспериментов, синхрофазотронов - одной силой ума. Злобный и упрямый, я не видел, как возразить.

 Платон тащил меня, иногда я чувствовал ловушку, куда он меня направлял, но не только времени, ума не хватало придумать контруловку, вырваться из тисков его интеллекта.

 Потом у А. Уайтхеда я нашел мысль, что все современная зарубежная философия – лишь примечание к диалогу Платона «Парменид». Сильно! Я не уверен, что так сильно, но где-то близко. От них к нам – сверху вниз.

 Как логик, я довольно долго крутил в мозгах апории Зенона. «Ахилл», «Ахилл, догоняющий черепаху», мою любимую «Стрелу». В процессе полета стрела сама по себе не удлиняется и не укорачивается. В этом смысле она в каждый миг полета занимает в пространстве место, точно равное ее объему. Иными словами, в каждый момент полета стрела покоится в некоем равном ей самой объеме пространства.

 В каждый момент покоится, а когда же она движется?

 Все апории Зенона – доказательства тупости нашего ума, невозможности без противоречий понять сам процесс движения. Их было больше сорока, до нас дошли, кажется, всего девять. Я решил допридумать хоть одну еще, дополнить список. К стыду моему, не сумел. Как и никто другой. Насколько же один Зенон был умнее нас всех, просвещенных. За более, чем два десятка столетий.

 В Аристотеле я просто утонул. Он придумал и создал так много, что есть гипотеза, что Аристотеля как отдельной персоны не было никогда, что это коллективный псевдоним, вроде Козьмы Пруткова или Бурбаки. Не знаю, не уверен. Конечно, ни один НИИ не потянет, даже не одно введение. Только в совокупности Академии наук. И то едва ли.

 Вот ведь и Бурбаков писали-создавали человек тридцать самых талантливых французских математиков. Они создали нечто фундаментальное, специалисты говорят, большее, чем любой самый разгениальный математик в истории человечества. Может быть, верю.

 Однако труд Аристотеля универсальней, всесторонней, всеохватней.

 Да вот же и пример понаглядней. Тот же Лобачевский.

 Безусловный огромный гений. Но слава его меркнет рядом со славой Евклида. Тот создал все здание геометрии, Лобачевский (и отдельно венгерский гусар Бояйи) – ответвление, которое получается без принятия пятого постулата. А ведь Евклид действовал один, не было еще школ, математических факультетов.

 Что говорить, в одном Милете, городке на 10 тысяч жителей, по нынешним временам в большом селе, жили одновременно, знали друг друга три всемирных гения, труды которых изучают до сих пор во всех странах мира.

 Пифагора, Сократа, Эмпедокла из Агригента, Диогена Лаэртского и Диогена Синопского я пропускаю с низким поклоном. В адрес кафедры зарубежной философии.

 Фома Аквинский меня заинтересовал, как и Николай Кузанский, а Галилей нет. Ньютона философа-мистика скрыли от нас за огромной фигурой Ньютона-физика. Гоббс и Локк показались скучны, но Юм потряс глубиной, в которую я устрашился заглянуть.

 Зато Декарт привел в восторг.

 Скажем, один только Лейбниц, по-моему, много перевешивает все, что сказали русские философы в совокупности.

 Кант!

 Три философских Эвереста: Аристотель, Платон, Кант.

 Из более новых – Бертран Рассел, Гуссерль, Шпенглер. Шопенгауэр? Ну да, Шопенгауэр. Ницше, но так же пальцев на всем теле не хватит.

 Еще бы надо было, в-третьих и в-четвертых, сказать о кафедрах этики и эстетики, но они не были на уровне. Марксистская этика превыше всего. Отрицательная оценка. Пропускаю.