Дальский
13 февраля. Около 6 часов вечера я зашел в гостиницу Мантейфеля, где должен был остановиться Дальский. Попал вовремя: он только что приехал. Я сказал номерному:
-- Доложите артисту Дальскому, что один чиновник желал бы его видеть, и спросите, когда он может принять, сегодня или завтра.
Хотя мне было неловко тревожить человека прямо с дороги, тем не менее я решил ловить момент.
Лакей исполнил мою просьбу.
Ответ получился быстрый и утвердительный. Одновременно с лакеем вышел плотный артист в брюках и рубашке, мельком взглянул на меня и прошел в свой соседний номер, прихрамывая. Это и был сам Дальский. Я пошел за ним. Он сел в кресло и начал читать телеграммы.
-- Извините, что беспокою вас в неурочный час, -- сказал я.
-- Теперь только я и свободен.
Садитесь, пожалуйста.
Я сел, а он продолжал читать телеграммы. Это дало мне возможность зафиксировать в памяти его наружность. Лицо полное и. конечно, бритое, интеллигентное, черты лица крупные, глаза умные, проницательные.
Когда он кончил чтение, спросил меня ясно и отчетливо:
-- Чем могу служить?
-- Я пришел посоветоваться с вами по личному дела, так как никого не имею здесь, к кому мог бы обратиться за советом. Я написал пьесу...
-- Цензурована? -- перебил он.
-- Цензурована. Не укажите ли, к кому можно обратиться с просьбой о постановке?
С этими словами я вынул свою цензурованную рукописную пьесу, первые два отпечатанных отдельно от газеты "Лодзинский листок" листа и 3-й лист также отпечатанный, но вырезанный из газеты, и пьесу Эккерта "Игра сердцем".
Взяв цензурованный экземпляр, Дальский прочел заглавие и сказал:
-- "Особое поручение". Такая пьеса уже есть.
Назвал фамилию автора, но я пропустил ее, по рассеянности мимо ушей.
-- Это комедия?
-- Комедия.
-- Что же я могу сделать с вашей пьесой? Если бы вы были в Петербурге, я мог бы дать письмо к своему знакомому (назвал фамилию), но театры так завалены пьесами, их такое перепроизводство, что если бы ваша пьеса была гениальная, то и тогда бы трудно добиться постановки.
Затем Дальский взял печатную пьесу Эккерта и, посмотрев на ее заглавие, сказал:
-- А эту пьесу если позволите, я возьму, -- прочту. 20 и 21 я опять дам здесь спектакли. Зайдите 20-го в это время. А относительно вашей пьесы я, право, не знаю, что посоветовать.
-- Я просил бы хотя сказать, сценична она или нет.
-- Хорошо. 20-го скажу.
Я откланялся.
Мне думается, что драма Эккерта больше заинтересовала Дальского, как трагика по специальности.
Вечером я видел игру Дальского в пьесе "Отец". Говорил он скороговоркою, что ослабляло общее впечатление. На сцене не хромал, двигался быстро и ловко. О пьесе я написал заметку в "Лодзинской листок". На сцену выходил по ходу пьесы в одной рубахе, в которой принимал меня.
Свободное копирование
