Литературные заметки.
18 июня. По приезде в Лодзи я начал присматриваться, как обстоит здесь литературное дело.
Книжных магазинов много, но русских книг в них мало, преимущественно продаются новинки.
На улицах, в центре движения на облюбованных местах стоят газетчики, преобладают немецкие, еврейские и польские газеты, а из русских "Речь", "Русь", "Новое время", "Утро", "Всемирный юмор", "Юмористический альманах" и "Варшавский вестник". Попадаются еще: Шерлок Холмс, Пинкертон и др., но о них не стоит говорить. Издается много газет на разных языках, но на русском языке есть только одна -- "Лодзинский листок".
Вот к ней-то я и присоединился.
Первый дебют был неудачный, но потом сделался своим человеком и, кажется, желанным.
Я опустил рассказ "Живой мертвец" в ящик при редакции.
Через неделю спрашиваю в редакции у неизвестного лица.
-- Получили ли мою рукопись?
-- Нет.
-- Я ведь опустил ее в ящик.
-- Не получил. Мы имеет два ключа: один у редактора, а другой у меня.
-- А вы разве не редактор?
-- Я наборщик и арендую газету у редактора Зонера.
-- И субсидии от правительства получаете?
-- Две тысячи.
-- Ну, а как же моя рукопись? Надо выяснить.
-- Может быть, прислуга вынимала из ящика для редактора корреспонденцию, захватила ваш пакет, думая, что там деньги. Не нашла их и рукопись выбросила.
-- Не утешительно!
-- Если у вас есть черновик, пришлите его.
-- Я лучше заново перепишу.
В следующий раз я сам принес рассказ "Живой мертвец" и он был быстро напечатан, но с такими ошибками, что у меня руки опустились. Я предложил услуги по корректуре своих произведений и теперь ошибок стало значительно меньше.
О гонораре нечего и думать: арендатор листка прямо сказал, что газета бедная и он за фельетоны не может платить. В утешение я получаю вознаграждение натурою: ежедневную газету и по 10 экземпляров с моими произведениями.
Скоро я пришел к убеждению, что собственно редактора "Лодзинский листок" не имеет, так как Зонер, хотя подписывается на газете редактором, но фактического участия в ней не принимает. Если понадобится, то он и отсиживает за промахи арендатора под арестом.
Последний, -- кажется, из поляков, -- в литературе мало сведущ и может пропустить в свой орган иной раз пустяковину. Относительно присылаемых рукописей он иногда советуется со мной, и если я забракую, он поддержит. Один раз я, по его просьбе, послал отрицательный ответ "литератору" в Варшаве, уличив его в плагиате.
В виду таких обстоятельств "печатающийся" в "Лодзинском листке" представляет мало интереса. Утешаю себя только тем, что этот орган может служить мне пока местом для упражнений и, быть может, со временем я получу какое-нибудь нравственное удовлетворение. Отчасти вижу для себя пользу в том, что ознакамливаюсь с редакционным делом. Кто знает, -- могу ведь и я со временем сделаться редактором!
Приходится осторожно выступать в "Листке" со своими произведениями и доверять только собственной критике, так как ее в редакции пока нет.
Ест в Лодзи и общественные библиотеки, в которых можно достать и русские книги.
2-го июня в Лодзи труппою драматических артистов ставилась пьеса Чирикова "Колдунья", о которой я напечатал заметку в 124 "Лодзинского листка".
Сам автор наблюдал за ее постановкой. По окончании спектакля у меня явилось преодолимое желание поговорить с Чириковым о литературных делах и посоветоваться с ним. Я пошел за кулисы, и попросил доложить Чирикову обо мне. Он тотчас же вышел, протянул руку и мы вступили в разговор. К сожалению, мой недостаток не позволил мне расслышать всего, что он говорил. К тому же еще он имел хриплый и неясный голос.
Запомнил я только одну фразу, что в литературе протекция перед редакциями ничего не значит, нужно только добиться того, чтобы заметили. Ушел я, не пытаясь продолжить разговор, разочарованный... И еще раз почувствовал горечь своего ~~иметь недостатки! ~~положения...