Повезло! Странное слово, которое выражает всё или ничего. Конечно есть бесспорные везения. Вернулся живым с войны — повезло! Могли бы и убить. А если вернулся, но искалеченным? Повезло?
В нашей заграничной судьбе такие «везения» были на каждом шагу — пошли в аэропорту с людьми из Chabad'а — повезло? А если бы пошли с Троицким? Как повернулась бы наша судьба? Многое могло быть другим, но на пользу или во вред? Кто может снова проиграть судьбу, проверить, перепрограммировать?
Так же относительно в конечном счете и мое следующее везение. Кем бы я был сейчас? Где бы я был? Но случилось то, что случилось.
Случилось, что нас навестил один человек. Мы знали его по кейптаунскому летнему лагерю «Bikkur Cholim» куда наши дети ездили два года подряд в 1992 и 1993 году. Лагерь был благотворительный, собирали туда детей из неимущих или малоимущих еврейских семей и везли в Мюзелберг, куда мы сами добрались совсем недавно. Жили они там в палатках, ездили на экскурсии, устраивали представления, праздновали все вместе дни рождения — чем не пионерский лагерь времен наших родителей… Один из «вожатых» и зашел к нам как-то на огонек. Был он и правда чем-то похож на первых вожатых-комсомольцев, одержимостью, влюбленностью в свое дело что-ли, только вместо красного галстука носил «кипу» и был не ортодоксальным ленинцем, а не менее ортодоксальным «хасидом».
Далее события (везения, совпадения) разворачивались стремительно. В ходе разговора выяснилось, что в одну вновь открываемую школу нужен учитель экономики и что принципал (директор) этой школы хороший его знакомый. Через несколько дней я был приглашён на интервью, а еще через две недели начал новую жизнь в качестве учителя в государственной «multi-racial» йоганнесбергской школе.
На первых порах, конечно было нелегко — я не имел ни малейшего представления ни о моем учебном предмете — «accounting», ни о самой профессии учителя. Всему пришлось учиться уча, в том числе и английскому — специфический, профессиональный язык мы в школе не проходили.
А такой казалось бы незамысловатый вопрос, как имена учеников. Для меня поперву все эти Нтомбифути, Нкосинати, Номатомсанквы были совершенно непроизносимы и незапоминаемы.
Но это был переходный период — май 1993 года — и новое дело в преддверии новых времен было новым для большинства учителей, не только для меня.
Жаль, что моя книга так и останется недоступной для моих коллег, как много тёплых слов я мог бы сказать о многих из них. Нет не о всех, встречал я конечно и открытую «нелюбовь», скажем так, особенно среди чистокровных гордых британцев. Меньше всего, чувствовал я аромат ксенофобии, когда общался с «хозяевами» этой страны — белыми — «африканерами» и черными — зулу (а не «зулусами», как почему-то называют их в России), хкосо (вместо «х» должен произноситься некий щелкающий звук доступный по-моему только им самим), ндебели — удивительно талантливым народом, врожденно и ярко самобытным и всеми другими — венда, басуту и т. д., из ведь в ЮАР только официально 9. Казалось бы, за что им нас — пришельцев — любить, да что там любить, просто терпеть, а вот ведь! Кто доверил мне учить детей — африканер Де Бир. Положим у него мог быть собственный интерес — украсить новую, открывающуюся школу доктором наук, но тем не менее он принял меня на работу, сделал что мог для меня и для моей семьи.
Кто возил меня в Преторию оформлять документы на регистрацию и создавал «режим наибольшего благоприятствия» на первых порах моей школьной карьеры? Чистокровный африканер Херт (не Герт — он сам учил меня выговаривать это имя) Фан Фирен.
Итак я начал работать школьным учителем и работаю в той же самой школе уже более десяти лет.
Повезло? Да, потому что нашел своё призвание (возможно), потому что работа мне нравится, потому что… Можно найти много «потому, что…».
А может быть не повезло — в конце концов я всего навсего школьный учитель с весьма скромной зарплатой, которой постоянно не хватает, работа нервная и изматывающая…
В связи с моей работой интересно упомянуть, что по состоянию на 2002 год я был единственный русский учитель в государственных школах Южной Африки, эту информацию я случайно получил в нашем «ОблОНО» — наверное так лучше всего перевести название Gauteng Educational Department.
Пустячок — а приятно!
Если в моей несуществующей южно-африканской трудовой книжке так и останутся две записи, то трудовая деятельность моей жены была более разнообразной и многосторонней. Она начала работать буквально с первых дней нашего пребывания в ЮАР и сменила много рабочих мест далеко не всегда соответствующих её профессии — в прошлой жизни она была врачом.
Я уже писал, что наши российские квалификации оказались невостребованными в эмиграции. Посудите сами, кому может быть нужен советский экономист, если все в мире знают, как блестяще провалилась советская экономическая система.
По уровню непригодности для заграницы моя специальность отставала пожалуй только от преподавателя марксизма-ленинизма или научного коммунизма.
С профессией моей жены история была посложнее и это требует отдельного рассказа.
Свободное копирование
