Коллективизация производства
Личные мемуары о красной эре (18)
Мало кто вспоминает или, вообще, знает, что в эпоху развитого социализма мгновенно произошла коллективизация труда на промышленных предприятиях и иных объектах производственной деятельности. Иной может даже внимания на этот очень больной вопрос не обратил. Не забудут на полнейший советский дебилизм лишь те, кто попал в его молох. А это миллионы трудящихся страны Советов. Но они не имеют возможности обнародовать социалистический абсурд или же вообще воспоминания о нём унесли в могилу. Поэтому я, пока не успел там очутиться, обязан зафиксировать в истории очередную дурость руководящей и направляющей силы – Коммунистической партии Союза Советских Социалистических Республик - самого справедливого в мире государства. Я тогда работал старшим инженером-контролёром Лепельского районного производственного объединения по производственно-техническому обеспечению сельского хозяйства «Сельхозтехника» - язык можно сломать. Моим рабочим местом была новая ремонтная мастерская.
Новой она называлась потому, что была построена зэками Лепельской зоны, которая находилась за молокозаводом, где сейчас располагается таможня, в начале 70-х годов и дополняла старую, действующую со времён машинно-тракторных станций.
В новую мастерскую из старой переехали и расширились цеха разборки, реставрации и механический. Я отлично знаю всю технологическую кухню ремонта тракторов, поскольку отвечал за качество работ конкретно этих производственных единиц.
Работали споро по давно принятому во всём мире методу: что заработал – то твоё. Поднатужился, взял лишнего на пуп – получи соответствующую добавку к зарплате. Проволынил с похмелья, руки плохо управлялись затуманенным алкоголем мозгом – потеряй соответственную сумму в заработке. Просто как яйцо.
И вдруг в начале 80-х Коммунистическая партия, без указивки которой руководители производства не могли самостоятельно и шага ступить, издаёт постановление перейти на бригадный метод оплаты труда. Простым языком это означает следующее. Зарплату за сделанное отдай в общий котёл, а потом её разделят на всех участников производственного процесса. А ещё проще решение партии можно объяснить тремя словами – перейти на уравниловку.
Неформальные обсуждения очевидного дурдома начались в трудовых коллективах незамедлительно. Лодыри горячо одобрили новшество, поняв, что их работа спустя рукава замаскируется рьяностью трудоголиков. Рвачи, как неприязненно лентяи называли трудоголиков, приуныли, сообразив, что им придётся делиться заработком с пьяницами и лоботрясами. Я мгновенно стал на сторону рвачей, даже ходил объяснять ситуацию управляющему «Сельхозтехникой» Владимиру Галушко. Тот со мной соглашался, однако поделать ничего не мог – приказ партии обсуждается лишь для виду. К тому же лодыри были в большинстве, и к их мнению нельзя было не прислушиваться.
В первый же месяц работы по-новому производительность труда во всех производственных подразделениях упала в два с половиной раза. Такая же картина неизменно повторялась и в последующем. Ситуацию объясню на конкретных примерах.
Ранее токарь-рвач Славка Дальчанин за день вытачивал 300 болтов, в итоге за месяц получал 300 рублей. От станка он практически не отходил, работал, можно сказать, на износ – и обеденный перерыв прихватывал, и в начале рабочего дня не завершал «козла» в домино, и переодеваться в гардероб не спешил до сигнального гудка.
Противоположностью Славку Дальчанину был токарь Володя Ладик. Он обтачивал тяжёлые детали трактора после наплавки. Всегда дышал на коллег перегаром, часто в пьяном угаре спал прямо за станком. Да и возраст не способствовал работе – стариком считался. Так вот Володя производил токарных работ всего лишь на 100 рублей в месяц.
Для сравнения – велосипед Минского мотовелозавода (иных не было) стоил 60 рублей. После внедрения коллективизации зарплаты, Ладик и Дальчанин не стали получать по среднему 200 рублей. Ввиду того, что нерадивых работников было больше, зарплата у всех стала по 150 рублей.
Да, был предусмотрен КТУ – коэффициент трудового участия. Совет бригады, а в основном мастер, могли за производственное рвение его повысить на несколько процентов. Но не повышали. За производственный прокол могли снизить КТУ. Но не снижали. Исключением мог быть лишь очевидный прогул. А пьянка на производстве тогда не то, чтобы поощрялась, на неё смотрели сквозь пальцы. В итоге ежемесячно всем работникам ставился стандартный КТУ – 1. Да и если бы он снизился-повысился, то незначительно изменился бы всего лишь процент премиальных, а не зарплаты.
Через несколько месяцев после новшества в производственной деятельности начали разваливаться все производства, где раньше проводился индивидуальный учёт работы. Где доселе были бригады, скажем, на стройке, их члены, может, так ощутимо и не заметили обобществления трудовой деятельности. А «Сельхозтехника» крякнула. Не сразу, а в процессе нескольких лет разрушала её советская уравниловка зарплаты.
Для пущего убеждения в правдоподобности мной сказанного приведу интервью с бывшим слесарем Эдиком Мастицким:
«Сельхозтехнику» развалил бригадный метод труда. Раньше каждый работал на себя, теперь стали заработок сваливать в кучу и делить его соответственно трудовому вкладу каждого. Но обычно он был одинаков и оценивался единицей. А это значит, что получать стали поровну и лентяй, и трудяга.
Моя бригада называлась сквозной. Включала в себя разборку и сборку тракторов, ремонт узлов. Бригадиром поставили сборщика Толика Ломача. Эффект получился такой, какой и должен был получиться – бригада собирала столько тракторов, сколько раньше их собирал один Ломач. Сам он говорил, что при одиночной сборке у него трусы были мокрыми от работы, а бригадиру работать стало некогда, нужно руководить. Вдобавок с директором «Сельхозтехники» Буренем сдружился, начальником стал считать себя.
Когда Толик Ломач уволился, сквозную бригаду разделили на несколько. Меня назначили бригадиром над сборщиками Володей Баевым, Витей Азарёнком, обкатчиком Васькой Мисником, ремонтником колёс Колей Пшенко и слесарем по ремонту гидравлики Толиком Провадо. Я не был освобождённым бригадиром, работал, как и все, но Провадо любил меня подковырнуть. Не однажды как закричит на весь цех:
- Эй, смотри, Азарёнок твой пьёт!
Ладно, думаю, кричи. И однажды подловил его выпившего. Говорю:
- Ну, что, Толик, пьяный? Что с тобой делать?
Тот промычал:
- Согласен, пьян.
Я ему коэффициент снизил. Это было настолько редкое явление, что даже мастер Валерий Рюмин спросил, отчего так. Отвечаю: пьяного его заловил. Мастер согласился. После того Провадо перестал кричать и хихикать, что Азарёнок пьёт, а я мер не принимаю.
Я пробовал доказывать, что бригадный метод неэффективен. Приводил пример из практики больших предприятий. Скажем, огромную турбину собирают десятки, а то и сотни людей, вклад каждого там учесть невозможно, разрулить можно, лишь свалив труд в общую кучу. А в нашем случае работяга руки опустил от нежелания работать на лодыря, а тот воспрянул – можно получить больше, работая ещё хуже. Но меня не слушали.
В общем, решение партии о переходе на бригадный метод труда всюду, без разбора, только навредило общему делу. Конечно, компартия не по злому умыслу создавала бригады, чтобы уничтожить ремонтную эпопею, а действовала по позднее ставшему известным черномырдинскому принципу: хотелось как лучше, а получилось, как всегда. И если бы не развалил окончательно ремонтное дело крах экономики в 90-е годы, это сделал бы бригадный метод труда».
В общем, с коллективизацией на производстве в 80-е годы получилось то, что и с коллективизацией в сельском хозяйстве в 30-е – пшик. А говорят, что на одни и те же грабли дважды не наступают. Может, где-то и не наступают, но только не на советском и постсоветском пространстве.
Написано в 2017 году.
