Я боялся, что будут какие-нибудь задержки в пути из-за разгоравшихся в то время враждебных действий между Великороссией и Украиной. Говорили, что поезда задерживались подолгу в Белгороде, где производилась тщательная проверка документов всех едущих и осмотр их багажа. Мне с моими "ударническими" документами ехать было не совсем безопасно. Недавно еще в этих местах происходили бои правительственных войск с ударными батальонами, пробивавшимися к Корнилову на Дон. Но, на мое счастье, никакой задержки в пути не произошло, документов в Белгороде не потребовали, и вечером 12 декабря я благополучно прибыл в Харьков. На извозчике, которому пришлось заплатить 5 руб. (эта цена казалась ужасной), я доехал до Надиной квартиры на Бассейной.
Когда я вошел в переднюю, все бросились ко мне навстречу, обнимались, целовались. К великой моей радости, я увидел у Нади и Александра, который приехал в отпуск из Пскова, и Викентия, который окончательно вернулся с фронта.
Вот как мы съехались в Харькове после войны! Так ли мы представляли себе эту счастливую минуту, когда война начиналась?
Война была позорно проиграна. Борьба еще кипела на всех остальных фронтах, а Россия одна подло оставила своих союзников и вышла из борьбы. И это в такой момент, когда исход войны уже определенно наметился. /.../ Революция привела совсем не к тому, что мы от нее ожидали. Оставалась, правда, надежда на Учредительное Собрание, в котором большевики оказались далеко не в большинстве; но эта надежда была крайне слабая: зловещие симптомы нависли над этим несчастным Учр. Собранием -- дни проходили за днями, а открытие его все отсрочивалось и отсрочивалось. А тут уже начало попахивать близкою гражданскою войною. Передавали знаменитую фразу Троцкого: "Долой империалистическую войну и да здравствует гражданская война!" В Украине волновались самостийники. В Харькове я застал какое-то неопределенное положение: официально власть находилась в руках украинцев, но большевики разгуливали свободно и открыто подготовляли переворот. То, что предстояло претерпеть России, было вдесятеро горче того, что она уже претерпела: гражданская война, советский режим и голод измучили ее гораздо больше, чем трехлетняя "империалистическая бойня". Но я забежал уж слишком далеко вперед. /.../
