Но я даже из Ростова приехать не успела, как Санин адрес изменился и он оказался в… самой Москве! «Москва, 71, Большая Калужская, 30, стройка № 121».
Я же ни о чём не подозреваю. И потому меня совершенно ошарашивают слова тёти Верони, прямо на вокзале: «Саня уже в самой Москве. Ты его завтра увидишь. Он ждёт».
Москвичи, проходящие мимо строящегося дома, не все замечали, что поверх деревянного забора в несколько рядов натянута была колючая проволока.
«…Высоко на каменной кладке копошились какие-то люди в грязной рваной одежде — но строители все имеют такой вид, и никто из прохожих и проезжих не догадывался, что это — зэки.
А кто догадывался — тот молчал».
«…Автобусы и троллейбусы останавливались у конца решётки Нескучного сада, где и была вахта лагеря, похожая на простую проходную строительства».
К этой вахте я и подошла. И обратилась к дежурному охраннику.
Несколько минут я пробыла одна в невысокой пустой комнате с деревянными скамьями вдоль стен.
Послышались шаги. В дверях — улыбающееся лицо моего мужа. Кепку он держал в руке, обнажив стриженую голову.
Это было наше первое свидание втроём. Мы и… надзиратель.
— Ведь последние письма я написал тебе хорошие, правда? — спросил Саня меня на том первом свидании.
Теперь ему хотелось, чтобы это было так…
Прежний Саня не умел задумываться о той боли, которую он мог причинить.
В чём-то уже новый Саня был куда чувствительней к стуку другого сердца. И ему захотелось зачеркнуть оскорбительные для меня строки его писем.
«На свиданиях нельзя было его узнать. Как на всех заносчивых людей, несчастье оказало на него благое действие. Он помягчел, целовал руки жены и следил за искрами её глаз».
Свободное копирование
