В Полоцк приехал я несколько дней после бывшего там пожара, который уничтожил самую бедную, худо застроенную часть города. Двадцать лет прошло с тех пор, как я с полком стоял в этом городе. Католическая церковь между тем переименована была в греко -- российскую; на том месте, где стояли строения иезуитского учебного заведения, теперь находится Полоцкий кадетский корпус с обширным, хорошо содержанным плацпарадным местом. В коридорной стене видно ядро полевого орудия, до половины вошедшее в стену, выше ядра вставлено число 1812. Тогда Витгенштейн прогнал оттуда французов. Старший брат мой Владимир, участвовавший в сражениях под Полоцком и громивший там из своих пушек, находился в очемь опасней позиции против неприятельской батареи и дал себе слово, если война оставит его в живых, непременно отыскать это место и на нем благодарить бога. Чрез девять лет он поехал в Полоцк исполнить данное слово, долго искал этого места и все тщетно: дорога была проведена по другому направлению, лесок и кустарник были вырублены, новые строения стояли на новых местах, и никак не мог наверно определить место, на коем стояли его орудия. И я нашел перемены в городе и окрестностях, как иначе и быть не может, только Двина по-прежнему извивалась и носила барки с хлебом в Ригу.
Земледельцы, за исключением нескольких крестьян -- богатых, добрых владельцев и небольшого числа однодворцев, борются с нуждою и с песчаною неблагодарною почвой. Наречие у них особенное, белорусское, и хотя этот край, в старину русский, присоединен был опять к России по первому разделу Польши в 1772 году, но в этот длинный промежуток времени жители нисколько не подвинулись вперед в благоустройстве, и повсеместно выказывается крайняя бедность. Несколько лет тому назад пронеслись у них ложные слухи, будто правительство дозволяет крестьянам помещичьим переселиться в Сибирь и на Кавказ, и многие тысячи бедного народа поднялись в дорогу. Тогда несколько батальонов разуверили их и обратили восвояси. Католическое духовенство никакого не имело полезного влияния на паству свою, напротив того, поддерживало народ в невежестве и в суеверии. Увидим плоды от православного духовенства. В жителях Белоруссии никакой нет живости, нет торговой промышленности, нет тщательного земледелия; там беспрестанные неурожаи, беспрерывный голод; правда, что почва у них незавидная, но такая же в смежных губерниях вознаграждает труд земледельца. Кажется, как будто они земли своей не любят или что у них нет охоты трудиться дома, между тем как я не знаю землекопов лучше белорусских: они отличные канавщики, работают дешево и скоро, отправляются на заработки в Петербург, в прибалтийские губернии, мастерски обкладывают земляные насыпи дерном, а у них в губернии не видел ни одной порядочной канавы. Мне случалось останавливаться у однодворцев, шляхтичей, беднейших дворян, занимающихся лично всеми деревенскими работами; дома их построены лучше крестьянских, и если они не живут в довольстве, то, по крайней мере, опрятно, не хуже мелкопоместных дворян великорусских, имеющих не более трех или пяти душ, не работающих сами и скудно питающихся трудами своих крепостных рабочих. Однодворцы были довольны своею землею, своим бытом, но жаловались только на частый и безочередный набор рекрут из нх сословия, которое и без усиленного рекрутства со временем изведется само собою и сольется с народом.
С переездом в Псковскую губернию видны села гораздо обширнее и дома гораздо лучше устроенные, чем в Белоруссии. Большие пространства полей засеяны льном, что составляет глазное произведение края и всегда находит сбыт в Риге. На сотню верст не видать местности, которая отличилась бы каким-нибудь привлекающим видом. Я ехал на Опочку. Равнина, песок, болото, изведенный лес, кустарник сменялись по очереди. В хорошую и в худую погоду такие места наводят треку на путешественника, особенно когда он не несется быстро на почтовых по 200 верст в сутки, а на своих -- по 60. Лес всегда составляет красоту, где он сбережен и доставляет материал строевой, но изведенный лес, мелкий кустарник показывают разорение и небрежение. По такой местности ехали мы несколько часов сряду и невольно жаловались на печальную природу. Вдруг налево, вдали от кустарника показался стеклянный купол под зеленою крышею; отъехав полверсты, могли приметить плоскую крышу, потом показались верхний и нижний ряды окон, а когда выехали из кустарника, мы ахнули от удовольствия. Дом красивый, в итальянском вкусе, с плоскою крышею, по коей прохаживались две дамы; от большой дороги к дому вела терраса в три отступа, в нескольких местах были приделаны широкие лестницы или ступени, выкрашенные под белый и под дикий мрамор; белизна лестницы и зелень свежего дерна украшали себя взаимно; в разных направлениях стояли невысокие колонны под разноцветный мрамор, а на колоннах большие корзины с цветами. Тут все было искусство -- и дом, и сад, и насыпные террасы. "Чье это поместье?" -- спросил я у первого попавшегося навстречу крестьянина. "Гарайской барыни". -- "А как по фамилии?" -- "Не знаю".
Мне оставалось ехать две версты до ночлега, где узнал, что владелица была Марья Ивановна Лорер, урожденная Корсакова. Деверь ее Н. И. Лорер провел много лет со мною в Чите, в Петровском и в Кургане; Е. П. Нарышкина была ее племянница, и как жена моя познакомилась с нею еще в Петербурге, то я тотчас поехал туда. Сперва искал хозяйку в саду; наслаждался порядком, цветниками, плодами; зашел в оранжерею, где садовник объявил, что она только что воротилась в дом. Умная, образованная женщина приняла меня чрезвычайно ласково и приятно; беседа была занимательна. Все устройство в доме был комфорт образцовый: дом и сад свидетельствовали, что хозяйка долго жила в Италии. Вечером, когда простился с нею, мне стало грустно за нее. Она жила в этом доме, давно уже лишилась мужа, детей не имела, воспитанницу выдала замуж и осталась одна-одинешенька; не было родной души, с кем разделить что бог послал; наследников много, ожидающих наследства, а никого нет, кто утешил и успокоил бы ее старость. Гарай показывает, как вкус и искусство превращает самую плоскую местность и болото в местность приятную и красивую. Хоть на малом пространстве глаз отдохнул от видов пустынных, однообразных.