1 сентября я сделал последнюю дневку и объявил ее банным днем, так как на следующий день колонна должна была вступить в Орск. Повсюду виднелись развешанное белье, кители, панталоны и т. д. Мои подчиненные были веселы, бодры и радовались тому, что почти четырехмесячное однообразное и часто трудное путешествие по киргизским степям подходит к концу. Смех и шутки слышались повсюду, особенно после того, как к выходному дню я приказал выдать двойную порцию водки. Сегодня был первый осенний день; в 6 1/2 часов утра в моей кибитке было около 5°, небо пасмурное. Позднее температура поднялась до 17°. В полдень я послал поручика Емельянова с квартирмейстером в Орск, чтобы подготовить квартиры.
2-го, в 7 часов утра, мы начали последний переход. Густой туман, окутавший всю степь, рассеялся лишь к полудню. Мы пересекли необозримую равнину, усеянную полями и киргизскими аулами, и после марша в 36 1/3 версты около часу дня достигли лагеря под Орском, где меня ожидал поручик Романов, благополучно прибывший сюда со своим отрядом два дня назад. Его казаки приветствовали меня громким "ура!", а комендант крепости полковник Д. Н. Исаев вышел мне навстречу и поздравил с окончанием экспедиции.
Войска с пением проследовали в крепость. Часть солдат и казаков устроилась на квартирах, остальные вернулись в лагерь. Полковник Исаев пригласил меня на обед. Я был принят с обычным гостеприимством, которое является прекрасным качеством всех русских.
У полковника Исаева я познакомился с майором Тютчевым, суворовским ветераном, который получил три памятные медали за участие в штурме Очакова, Измаила и Праги. Кроме того, он был с Суворовым в Италии и Швейцарии. В Сражении у Цюриха он попал в плен. Тютчев был еще бодрый старик, никогда не спал в кровати, а всегда на полу, на ковре или на войлоке и укрывался шинелью -- настоящий русский солдат XVIII столетия. Он был одним из последних оставшихся в живых сподвижников знаменитого русского полководца и рассказал мне много интересного о своей молодости. Удивительно, что он помнил все детали сражения при Цюрихе, однако то, что с ним было позднее, т. е. до 1830 г., он абсолютно забыл; впрочем, его память сохранила все, что происходило после этого года.