1841 год - 7

В это время в Оренбург съехались представители обоих посольств, которые были назначены следовать в Хиву и Бухару. Я познакомился с ними, и мы часто виделись у генерала фон Генца, который помогал им добрым советом как председатель пограничной комиссии. Между тем наступила пасха, и я впервые праздновал ее в провинциальном городе. К полуночи в соборе собрались все военные и гражданские чиновники; после утренней службы мы отправились на квартиру генерал-губернатора, где нас ждал великолепный-завтрак с шампанским, завершивший семинедельный пост. Пасхальное воскресенье было использовано для визитов. Мы ехали по грязным улицам, и казалось, что этому не будет конца. В то время (да и теперь еще), особенно в провинции, существовала священная обязанность наносить в этот день визиты всем знакомым, преимущественно начальникам. Везде, куда бы мы ни приезжали, был богато накрытый стол: тут были жаркое, яйца, пироги и всякие лакомства, и повсюду любезно приглашали чего-нибудь откушать.

Снег сошел, однако я был поражен тем, что на здешних улицах на солнечной стороне он таял и появлялась пыль, в то время как на северной стороне около домов еще лежали высокие снежные сугробы. Урал освободился от ледяного покрова. Вода прибывала так быстро, что совсем затопила небольшой лес на левом берегу и разлилась почти до большого менового двора в степи, но скоро она пошла на убыль, и к 1 мая был восстановлен мост, перекинутый на левый берег. Жители Оренбурга в этот день обычно совершали поездку к расположенной в 5 верстах западнее города возвышенности, называемой Маяк, которая находилась недалеко от впадения Сакмары в Урал; там пили чай, гуляли по близлежащему лесу. В этом месте всегда собиралось много публики всех рангов.

Тем временем я закончил первую часть моего описания Персии и представил ее генерал-адъютанту Перовскому. Он был настолько добр, что позднее переслал ее тогдашнему военному министру, моему покровителю графу Чернышеву. В первых числах мая я был официально извещен о том, что назначен командиром подразделения, которое должно было сопровождать обоих посланников {Бухарского и хивинского вместе с Никифоровым и Бутеневым.} по Киргизской степи до Сырдарьи. Для меня началась активная жизнь. В Оренбурге был набран отряд из 400 уральских казаков, который пока расположился на вышеупомянутом Маяке, так как трава в степи была слишком низкая и молодая, чтобы уже теперь выступать в поход. Кроме того, в Оренбургском гарнизоне была отобрана пехотная рота (160 человек); ей были приданы четыре 3-фунтовых орудия с прислугой. Наконец, для перевозки (пятимесячного запаса провианта, кибиток и багажа была выделена тысяча верблюдов, остаток тех 12 тыс. голов, которые участвовали в Хивинской экспедиции. Продукты питания состояли из черных сухарей, упакованных в прямоугольные ящики из древесной коры, из овса, крупы, муки в двойных мешках, из множества шестиведерных бочонков с крепкой водкой (esprit-de-vin {Винный спирт (фр.).}), a также из уксуса, табака, соли, перца и т. д. Чтобы совершить длительный переход по бескрайней степи, с собой нужно было везти буквально все. Мы захватили сотню легких деревянных корыт, чтобы поить лошадей, верблюдов и убойный скот (150 голов) из колодцев пустыни Каракум; приобрели множество войлочных одеял для кибиток и джуламеек, лопат, мотыг, металлических ведер, веревок; у нас была полевая кузница с необходимым количеством древесного угля и другое снаряжение. В то время такая военная колонна рассматривалась как кочевая колония, которая везла с собой все необходимое, даже мелочи.

Назначенные в экспедицию офицеры получили вперед полугодовое жалованье; это дало им возможность приобрести измерительные приборы, а также обеспечить себя одеждой и всем необходимым на четыре-пять месяцев. Мне генерал-адъютант Перовский выдал на эти цели тысячу рублей серебром. Сверх того я еще получил крупную сумму денег, чтобы во время экспедиции оплачивать обеды офицерам и ежемесячно выдавать жалованье многочисленным погонщикам верблюдов, проводникам, почтовым курьерам (исключительно киргизы) и на другие потребности. Кроме того, из фондов пограничной комиссии мне было выдано множество подарков для киргизских старейшин, султанов, баев, проводников и т. д. Это были ткани для парадной одежды (кафтанов) разных расцветок, золотые и серебряные шнуры для их окантовки, киргизские табакерки в форме рогов-пороховниц с серебряным окладом, а также вещи, предназначенные для прекрасного пола,-- плюш разных расцветок, различного вида носовые и головные платки, гребенки, маленькие зеркала, иглыдля шитья, булавки, ножницы, ножи; наконец, нюхательный табак, который киргизы очень любят, хлопчатобумажные ткани для рубашек и штанов, серебряные кольца, бисер и другие вещи.