Рано утром 30 августа мне подали такую маджару. Татарин, молодой веселый малый, впряг в нее двух низкорослых лошадок. При этом он надел хомуты не как обычно, через головы лошадей, потому что татарские хомуты при надевании раскрываются снизу и затем завязываются.
Маджара вместе с упряжкой представляет собой самобытное средство передвижения и в ходу только в таврической степи. Из старого Пантикапея я поехал на запад по необозримой степи, оставив справа Азовское море. Сначала шла холмистая местность с деревнями, садами и хуторами, но затем передо мной раскинулась необозримая степь, покрытая низкорослой, часто выжженной солнцем травой. Не было видно ни души; единственными живыми существами были овцы, которые паслись на горизонте, охраняемые чабанами и собаками. Я проехал 45 верст и устроился на ночлег посреди степи в татарском хуторе. Он представлял собой низкий одноэтажный каменный дом, крытый черепицей, с несколькими каменными загонами для овец. Вокруг не было ни дерева, ни куста. Недалеко от хутора находился глубокий колодец, воду из которого доставали кожаным мешком, перекинутым на веревке через блок. Конец веревки привязывали к упряжи лошади или верблюда и гнали животное вперед. Глубина такого колодца иногда превышает сотню футов, и напоить здесь скот очень трудно. Никакой еды, кроме яиц и молока, не было. Спал я около маджары под великолепным звездным небом, которое, как бриллиантовый купол, распростерлось над безмолвной степью. 31 августа я проделал таким образом еще 40 верст, и, поскольку маджара двигается очень медленно, я прошел значительное расстояние пешком. Свежий ветер, дувший в степи, смягчал дневную жару. Вечером прибыли в татарскую деревню, где, как и вчера, я провел ночь на открытом воздухе. Хотя жилища татар очень опрятны, все же ночевать в помещении в это время года весьма жарко.
1 сентября закончилось это однообразное путешествие по широкой безлесной степи. К полудню я заметил, что северные отроги Таврических гор приближаются. Дорога вела уже по приветливым долинам, мимо виноградников, фруктовых садов и тополей. Перейдя вброд Кара-Сыр, я в 6 часов вечера прибыл в красивый, живописно расположенный город Кара-субазар, проделав путь в 40 верст. На ночлег я устроился в караван-сарае и с удовольствием отведал крымского вина, которое хозяин-татарин подал мне к плову. Вечером я долго сидел на террасе, любуясь прекрасными окрестностями и видом на Таврические горы, освещенные луной.
2 сентября я проехал на маджаре до Зуи (20 верст), последней станции перед Симферополем, деревни, населенной русскими крестьянами. Об этом можно было судить по тому, что по улицам бегали свиньи, чего не заметишь в татарских деревнях. Здесь я нанял почтовых лошадей и поехал в город (20 верст). Остановился я в немецком хуторе; багаж с моими людьми прибыл через несколько часов. Тем временем я поспешил в татарскую (турецкую) баню, чтобы освежиться после долгого путешествия из Тифлиса и смыть степную пыль.
Итак, я благополучно прибыл в столицу Таврического полуострова и уже наперед радовался путешествию по южному побережью Крыма. Симферополь (тат. Ак-Мечеть) -- новый, красивый город. Широкими улицами и большими каменными зданиями он отличается от старого татарского города, который стал теперь пригородом. Я представился начальнику штаба 5-го корпуса генералу фон Данненбергу, женатому на польке, и был любезно принят ими. С нетерпением ждал я встречи с поэтическим Бахчисараем и 3 сентября покинул Симферополь. Мой путь пролегал по плодородной равнине. В 2 часа я уже был в старой татарской столице. Здания, улицы, а также жизнь здесь напомнили мне Адрианополь, Сливно (Селимно), Ямполь и Бургас в Румелии. Я остановился во дворце прежних ханов. Здесь царила суматоха, так как ожидали прибытия штаба 5-го армейского корпуса, который переводился в Севастополь. В 1840 г. умер султан Махмуд, что вызвало большое замешательство в Турции. Однако я не хочу затрагивать политику и рассказываю лишь то, что касается лично меня.
Свободное копирование
