В ноябре г. Иваненко был приглашен на шесть, кажется, спектаклей Коклен старший, при чем Иваненко обязался ему платить по 2200 р. от спектакля, внося таковую сумму до начала спектакля. Вследствие-ли незнакомства публики с этим артистом, которого, конечно, так не рекламировали, как Сарру Бернар, или вследствие высоких цен на места,-- не знаю, но сборы были довольно плохие, так что в последний спектакль Иваненко обратился к знаменитому артисту с предложением сделать уступку или вовсе не играть. Так как это предложение было сделано перед самым началом спектакля, то Коклену не оставалось ничего больше, как согласиться на уступку, при чем сошлись на пяти-стах рублях. Время до приезда Коклена в г. Киев мне памятно по полемике между Иваненко и "Зарей" из-за высоких цен. Когда газета указала на высокия цены, Иваненко ответил, что поздно об этом говорить теперь, раз не был поднят вопрос о ценах при приезде Сарры Бернар, приглашенной тестем редактора "Зари". По поводу этого ответа "Заря" возразила, что Коклен -- мужчина, а Сарра Бернар -- женщина, а женщина имеет более притягательную силу. Иваненко в долгу не остался и вновь ответил уже по адресу г. Андреевского; "если", писал он, "ни для кого не тайна, что для вас, г-н Андреевский, важен пол и возраст, то не тайна также, что для публики важен артист без различия пола и возраста"!
Хотя Коклен приехал из Одессы в Киев в конце ноября, но вследствие сильных снежных заносов, поезд прибыл вместо двенадцати часов дня в семь часов вечера, но это не помешало начать спектакль в 872 часов. Встречать Коклена на вокзал выехал г. Иваненко, но так как поезд опоздал, то Иваненко, в ожидании его, стал завтракать и греться, благо стояли морозы. "Согревшись", Иваненко часов в пять уехал, не дождавшись поезда. У театра Коклена поджидал Казанцев и когда тот приехал, он повел его на сцену ближайшим ходом через директорскую ложу. Не успел Коклен войти в ложу, как заметил на диванчике сильно храпевшего мужчину. Qui est-èa? спросил он в недоумении. Казанцев, узнав Иваненко, стал его будить и ответил: "Monsieur le directeur" -- "Charmé", начали, было Коклен, но Иваненко, которому видно сильно надоели пинки Казанцева, крикнул с просонья: "убирайтесь к чорту"! Таково было первое, на русском языке, приветствие, которого удостоился Коклен в Киеве.
Факт этот мне рассказывал Казанцев и я, зная привычки Иваненко, охотно этому верю.
О путешествии своем из Одессы в Киев Коклен вспоминал не без удовольствия и рассказывал мне, что когда поезд, вследствие снежных заносов, остановился в пути, ему и его труппе, непривыкшим к морозам, стало до того холодно, что все вышли из вагонов и, попросив лопаты, стали очищать дорогу от снега; делали это не только Мужчины, но и женщины с г-жами Фавар и Лоди во главе. "Конечно" -- добавил он,-- "железной дороге мы принесли мало пользы, но себе громадную: поработав с четверть часа -- мы согрелись!
Пребыванием Коклена в Киеве воспользовалось драматическое общество, которое пригласило его участвовать в литературном утре вместе с г-жей Фавар. Так как Коклен согласился принять участие безплатно, то общество с своей стороны разослало билеты представителям местной интеллигенции, не преминувшей, конечно, воспользовался этой любезностью.
Приезд Коклена дал Иванову-Козельскому случай себя вновь рекламировать. Последний спектакль, с участием Козельского, был 21-го ноября; артисту были устроены шумные овации, барышни лезли через барьер на сцену (при чем одна оступилась и вывихнула ногу), откуда пробирались в уборную и на руках выносили Козельского к авансцене, где его подхватывали другие и качали; словом, проделалось все то, что барышни почему-то считали своим долгом проделывать, чтобы выразить уважение артисту. Положим, способ выражения уважения несколько дикий, но тем не менее он практиковался. Казалосьбы достаточно! Козельскому, однако, нужно было показать, что он серьезно относится к искусству и он, остановив оравшую толпу, заявил, что хотя он имеет массу приглашений в другие города, но остается в Киеве на все время спектаклей Коклена. Это заявление было встречено бурей аплодисментов и на другой день только и было разговоров, что о Козельском, уважение которого к искусству так велико, что ради него он готов терять большие деньги.