Вот уже скоро месяц, как меня лечат от хронического алкоголизма. Лечат все. Начиная от жены и кончая доктором К., общепризнанным авторитетом на алкогольном фронте. Замечаю за собой, что фамилию К. я произношу с удовольствием и не без кокетства. Дескать, я служу у него, вместе воюем с хроническим алкоголизмом, с моим в том числе. Ужасно хочется причислить себя к избранным, к особого рода больным. С врачами я беседую сдержанно, всячески выгораживая себя и облагораживая свои запои. Зачем? Я же лечусь, у меня же болезнь! Попробуем разобраться Лечить меня начали давно. Мать, Татьяна, друзья, враги и целая армия доброжелателей. Сейчас, когда я согласился с тем, что я болен, они хором говорят: «Я же говорил(а)». Мне слышится этот хор (а еще говорю, что не мучаюсь слуховыми галлюцинациями), необыкновенно слаженный и стройный. Все сейчас счастливы лично, все счастливы за меня, и никто наверняка не скрывает своей радости и счастья перед первым встречным. Но я настолько точно предчувствовал это повальное и массовое счастье, что предупредительно оповестил всю Москву о своем добровольном заточении, оставив своим доброжелателям лишь одну возможность – примазаться к моему героическому поступку. Лидерства я не упустил и в этом.
Почему меня это волнует? Почему я взялся за перо?
Почему мне необходимо именно сейчас разобраться во всех тонкостях создавшейся ситуации?
Я совсем не собираюсь исповедоваться перед самим собой (с надеждой, что эти записи потом прочтут другие и таким образом исповедь приобретет лестную всенародность), не собираюсь заниматься психоанализом и самобичеванием.
Мои намерения гораздо скромнее: не углубляясь в свою псевдоболезнь, поставить диагноз лечащим врачам, доброжелателям и, естественно, самому себе в плане, так сказать, социальном.
Итак. 99% лечащихся от хронического алкоголизма не скажут врачу правду. Во-первых, они не считают себя больными. Во-вторых, не доверяют врачам. Алкоголизм явление социальное, с одной стороны, и явление нравственное – с другой.
Система наша (да и западные тоже) настолько фальшива и формальна в своих общественных отправлениях, что говорить о каких-то естественных отношениях между людьми не приходится. Все подчинено законам, совершенно противоположным тем, которые записаны в конституции.
Коммунистическая идеология превращается в свою противоположность, когда дело касается конкретных вопросов.
Одним словом, без поллитры не разберешься.
Что касается отношений интимных, семейных или, как говорят сейчас, производственных, то общая картина становится еще более запутанной и труднопонятной.
К вопросу о славе. Обо мне начинают писать, много разговаривать. Меня стали приглашать не только молодые кинорежиссеры, не только средние маститые, но кинорежиссеры серьезные и, безусловно, задающие тон в современном кино. Я уже не говорю о том, что в среде театральной я имею довольно устойчивый авторитет как среди режиссеров, так и среди актеров Москвы. Да и не только Москвы.
Одним словом, слава стучится в мою дверь. «Живой труп», Шукшин, Бондарчук, Соловьев, перспективы театральные – все это создает впечатление, что слава моя не за горами.
Но, странное дело, происходит это где-то рядом со мной, происходит как-то между прочим, происходит в тот момент, когда я серьезно и искренне собираюсь начать жизнь заново.