При старосте села Угодич Михайле Михайлове Дюкове в 1850 году был прислан межевщик Виноградов поверить генеральную межу и работу землемера Постникова; по генеральной меже озеро заключало в себе 4847 десятин, Постников же намерял 4745 десятин, а Виноградов намерял 4950 десятин и донес словесно Сенату, что все ямы генерального межевания верны и по настоящее время; это было в августе.
Вскоре после этого события последовала ревизия, и крестьяне избрали меня сказкосоставителем, что я и исполнил по их поручению и сдал свои труды предводителю ростовского дворянства Ал. Петр. Протасьеву. Во время моей переписки случилось следующее событие: у одного крестьянина деревни Уткина, Алексея Тарыгина, перед этим отдали единственного сына в солдаты: до времени же сдачи его в рекруты жена его была беременна, и вскоре после его сдачи она родила мальчика. Всему семейству хотелось, чтобы этот ребенок остался крестьянином, а по закону он уже был кантонист. Дед этого новорожденного и его мать прибегли ко мне, прося моего содействия и предлагая мне хорошую взятку, конечно; я за это только побранил их и с этими деньгами посоветовал им обратиться к нашему дьячку, довольно опытному человеку. Тот за эти деньги согласился все сделать, если только я не буду ему препятствовать; семейство это было из самых честных, смирных и доморачительных. Конечно, я обещал, что я готов со своей стороны помочь безвозмездно. Дело это заключалось в следующем: у этого же рекрута Тарыгина за год прежде родился сын и вскоре помер; нужно было имя умершего дать живому; в старой метрической книге дьячок брался старое соскоблить, а новое написать, т.е. новорожденного сделать умершим; только это же надо сделать и в сданных метрических книгах в духовной консистории. Упоминая о консистории, не могу не сказать следующее. Дом консистории в это время с лица был оштукатурен и выкрашен красной краской, потом расписан под вид натурального кирпича, точно так, как и ныне находящаяся возле консистории церковь Богоявления Господня.
Нещадно обираемое духовенство дало этому красному консисторскому дому название "Дом крови". Несмотря на то что дом этот уже давно вследствие этого насмешливого названия по распоряжению покойного преосв[ященного] Нила выкрашен в белый колер, но называется доселе по-старому. "Дом тот, домом крови наречеся до сего дня".
Кстати же припомню два случая, которые передавали мне знакомые священники за верное: до проведения железной дороги ездили по шоссе; перед въездом в Ярославль, в нескольких верстах от него, у самой дороги, по обеим сторонам есть весьма частый лесок, называемый "Долгие кусты", где постоянно пошаливали и бывали частые разбои; один раз ехал из Ярославля священник, совершенно обобранный в консистории; дело было под вечер; во время проезда долгими кустами на него напали разбойники и потребовали денег; он взмолился и сказал, что его только что отпустили из консистории. Выслушав это заявление, разбойники тотчас же его оставили, сказав: а уж если едешь из консистории, то нам взять нечего: там обирают почище нашего.
В другой раз пришел дьячок, зная консисторские вымогательства, сопряженные притом с обысками, запрятал оставшийся у него полтинник за щеку, и когда по обычаю мелкие чиновники и сторожа стали совершать эту прискорбную операцию обыска, то, найдя у этого дьячка мало медных денег, заподозрили его в скрытии. Один, более догадливый писец усмотрел, что дьячок нечисто выговаривает и мало упрашивает о пощаде, ударил его кулаком по ланите, злополучный полтинник выскочил изо рта и к великой радости сих жрецов Фемиды покатился по полу. Но возвращаюсь к прерванному рассказу. Я поехал в Ярославль с дьячком; остановились мы в гостинице, куда он и привел консисторского архивариуса с метрической книгой и еще прежде просил меня занять его. В то время была в славе "Желудовка"; нам поставили почтенных размеров графин и на закуску подали икры; для двоих хороших потребителей этого графина и закуски было бы достаточно; собеседник же мой все это храбро завоевал один, потому что я, как непьющий, с радостью уступил ему поле битвы; в это время дьячок Радухин сделал свое дело незаметно. Умерший крестьянин Константин жив и в настоящее время... Через несколько времени после этого я получил первое письмо от Трехлетова следующего содержания:
"Почтенному историку села Угодич г. Артынову.
Мое стороннее тебе спасибо за труд твой; дай Бог, чтобы он послужил образцом и для других подобных тебе и мне; я слышал от Ивана Сергеевича
Аксакова о тебе и желаю дальнейшего успеха; если будешь когда в Ярославле, то зайди ко мне, почитающему тебя Егору Васильеву Трехлетову, крестьянину же и содержателю романовской ресторации в Ярославле. 6 июня 1850 года".
Свободное копирование
