В курсах уездного училища и гимназии был пробел, почитавшийся дворянами великим недостатком. Это отсутствие французского языка и танцования, двух предметов, необходимых в тогдашнем благородном обществе. Чтобы пополнить такой недостаток казенного образования, мы с братом в свободные от гимназических уроков часы ходили в женский пансион, очень недурной по тогдашнему времени, так как преподаватели в нем большею частою были гимназические учителя. Там же воспитывалась старшая сестра моя. Содержательница пансиона, madame Pelouse, при помощи своего мужа вела свое дело успешно. Она держала и полных пансионерок и полупансионерок, взимая с тех и других хотя не высокую по нынешнему времени, но значительную для тогдашнего плату, отчего после многих лет скопила порядочное состояние. Кроме пансионерок ей дозволялось брать в учение и мальчиков, которые приходили на уроки в известные часы и помещались в одной классной комнате с девицами, только за особым столом. В мое время там были дети губернских тузов: Князев (сын губернатора), двое Кобяковых, Росинский, все развязные, избалованные и своевольные барчонки, бойко говорившие по-французски и ловко танцевавшие. Боже мой! Сколько пришлось натерпеться от них мне и брату -- застенчивым новичкам, только что начавшим французскую азбуку. Наш выговор носовых французских звуков возбуждал постоянные насмешки. Глагол "manger" особенно затруднял моего брата; passé défini этого глагола всегда выходило у него каким-то русско-рязанским "маньжа", за что и прозвали его "маньжой". Бывало, как только он приходит в пансион, так и слышит приветствие: "Здравствуй, господин маньжа!" Сорванцы вели себя не лучше и с пансионерками.
Смотритель Вознесенский косился на меня и брата за наши частные уроки в пансионе. Он видел в этом как бы измену казенной школе, состоявшей в его ближайшем ведении. Однажды при повторении Священной истории он спросил меня, через сколько дней приходится Вознесение после Пасхи.
-- Вот видишь ли, -- сказал он, не получив ответа, -- Священную историю ты забыл, а, верно, знаешь, как по-французски называется Вознесение.
-- L'ascension, -- ответил я быстро.
-- То-то же, -- промычал он.
Мне вдруг пришло в голову, что фамилия его (Вознесенский) во французском переводе будет monsieur de l'Ascension. Я не мог не рассмеяться, за что и был поставлен на колени с выговором:
-- Как ты смеешь, дурак, смеяться, когда тебя спрашивают о двунадесятом празднике?
