***
На следующее утро, проснувшись довольно поздно, м увидела Катерину, стоявшую в белом капоте в дверях балкона; ее стройное крепкое тело обрисовывалось из-под тонкой материи.
Она повернулась и, видя, что я проснулась, тотчас подошла ко мне:
-- Готово!
-- Сефер-паша?
-- Да.
-- Ах, зачем ты это сделала?
-- Чтобы позабавиться.
-- Тебе не следовало этого делать. Он слишком богат... и у него слишком восточные взгляды на женщин... он убежден, что может всех их купить... Не ты ли говорила, что все женщины, посещавшие Бертольдштейн, поддаются его прихоти? Что ты для него теперь? Одна из многих, не более. Он, конечно, подумает, что и я приехала сюда в ожидании его приглашения?
-- Нет, в этом отношении ты ошибаешься. Он верит, что ты очень любишь своего мужа и сожалеешь о его отсутствии...
-- Но как же это произошло? Ты ведь пошла вместе со мной наверх?
-- Ах, это очень забавно! Вообрази себе, что он вечно боится убийства и, чтобы никто не мог напасть на него ночью, он проделал в своей спальне несколько дверей, которые ведут в коридоры, но которые никоим образом нельзя отворить снаружи. Он сказал мне, что сзади его кровати была такая потайная дверь, ведущая на небольшую лесенку в отверстии стены, а затем к другой подобной же двери, открывающейся позади моей кровати, так что он мог в какой угодно час ночи явиться ко мне. Я не хотела верить ему. Тогда он сказал, что докажет мне это сегодня же ночью -- и доказал.
-- И ты не испугалась?
-- Какой там, испугалась! Мне было любопытно.
-- За что его хотят убить?
-- Он говорит, что у него много врагов.
Мы замолчали. Катерина примостилась на моей кровати, вытянув ноги на стул, положив локти на колени и закрыв лицо руками. Она, казалось, что-то обдумывала.
-- Мне хотелось бы уехать отсюда, -- сказала я немного погодя.
-- И мне также, с меня довольно, но ведь предполагалось, что мы останемся целую неделю?
-- Мой муж болен, это хороший предлог; а если я уеду, то и ты не можешь оставаться здесь одна.
-- Значит, будем укладываться?
-- Да.
Обе мы настроились на отъезд. Через полчаса мы Пыли готовы.
Я велела передать Сефер-паше, что меня беспокоит нездоровье мужа и что я хочу уехать.
Он послал своего лакея, чтобы просить меня остаться к завтраку, тем более что выгоднее было выбрать поезд, отправлявшийся после полудня. Мы задержались.
За завтраком не было больше никаких гостей, и Сефер-паша был более любезен, чем когда-либо.
Я в первый раз видела Катерину в обществе человека, который был ее любовником. Их поведение удивило меня. Ни одного жеста, который выдал бы их близость; она вела себя с пашой совершенно так же, как и накануне, и не потому, что она делала вид, а потому, что это так и было в действительности. Отдаться мужчине было для нее так не важно, что он нисколько не менялся в ее глазах: он оставался в том же отдалении, она не отдавала ему своей души и ничего не брала от него, "Как это упрощает жизнь!" -- подумала я.
А мы, которые придаем такое значение, отдаваясь мужчине, вкладываем в это всю нашу жизнь и ждем от пего того, чего он вовсе не в состоянии нам дать!
Сефер-паша сказал мне на прощание, что он напишет Захер-Мазоху, напомнив ему об обещании приехать в Бертольдштейн.
Мы наконец ехали по долине, и по мере того, как мрачный замок удалялся от нас, к нам вернулось наше веселое настроение.
Свободное копирование
