***
Рошфор развил в Катерине вкус к старинным произведениям искусства, но влечение это было в ней чисто поверхностное, известного рода снобизм.
Кто-то сказал ей, что Сефер-паша обладает великолепной коллекцией в своем замке Бертольдштейн, близ Шейхенберга.
Она написала паше, объяснив, кто она, что живет и Граце с нами и очень желала бы познакомиться с его коллекцией, о которой много слышала, чтобы сообщить о ней Рошфору.
На другой же день получено было приглашение от Сефер-паши провести несколько дней в Бертольдштейне, которое относилось также и к нам.
Между тем Катерина успела узнать, что Сефер-паша был в действительности польский граф, который, потерпев неудачу в дипломатической карьере в Европе, переселился в Египет, где сделался близким другом вице-короля, а затем и могущественным министром при нем.
Чувствуя, что ему нечего больше делать в Египте, он перевез все свои сокровища из Каира в безопасный Бертольдштейн; так, по крайней мере, говорили.
Все это очень нравилось Катерине, а еще более моему мужу. Оба они странно воодушевились.
Катерина тотчас занялась заказом туалета, который должен был быть прекрасен, как "сон в летнюю ночь", а Леопольд осмотрел все мои меха. Если и на этот раз это не "грек", тогда я должна отказаться от мысли отыскать его. Наполовину польский дворянин, наполовину восточный деспот -- да это идеал "грека"!
Накануне нашего отъезда у Леопольда разболелись зубы. На другой день он объявил, что зубная боль мешает ему сопровождать нас. Он хотел вырвать зуб, и для этого дантист должен был прийти к нам. Леопольд не захотел, чтобы ему анестезировали зуб, а я должна была надеть на себя мех и стоять перед ним, глядя на него с жестоким видом, во время операции.
Я уже привыкла к такого рода представлениям; я играла свою роль к его полнейшему удовольствию и необычайному удивлению дантиста. Он заявил, что зуб не был нисколько испорчен и жаль рвать его, но Леопольд был другого мнения; по его словам, он испытал такое наслаждение, что с удовольствием согласился бы вырвать себе все зубы.
Мы должны были уехать после полудня.
После завтрака Леопольд объявил, что предпочитает приехать на следующий день, потому что изнервничался после операции и хотел бы отдохнуть; нам оставалось только ехать одним, извиниться за него перед Сефер-пашой и сказать, что он прибудет на другой день.
Итак, мы отправились одни.